Не в силах больше терпеть, он приподнялся и, глядя прямо ей в лицо, вошел в нее. Ее глаза раскрылись то ли от удивления, то ли от удовольствия, и она сама всем телом прижалась к нему, стремясь сделать их соитие более близким и плотным.

– Да, да, да, – повторяла Лана, подхлестывая его и воспламеняя еще сильнее.

Хотя у Лахлана в голове все перемешалось, он удержался и не стал торопиться. Он опустился на нее, погрузившись до предела. Ее горячее влажное лоно с радостью его приняло.

И тут он сорвался. Привстав, он снова вошел в нее, на этот раз грубо и сильно, потом снова и снова. Это было божественно чудесно, потому что Лана, благодаря его искусным ласкам, была готова к столь яростному соитию.

Если он был диким шотландским воином, то и она ни в чем ему не уступала. В ней проснулась разбуженная им страстная, полная огня и жаждущая любви женщина.

Лана пошире раздвинула ноги, чтобы ему было удобнее совершать его свирепые атаки на ее тело, и для верности даже схватила его за ягодицы, чтобы в момент наибольшего соития еще помогать ему, прижимаясь к нему изо всех сил, словно желая слиться в одно целое. На Лахлана накатывали волны наслаждения; начались блаженные спазмы, от которых сладко замирали сердце и душа. Его движения стали еще быстрее, еще сильнее и глубже.

Дикие, животные стоны Ланы лишь подогревали его пыл.

Между ними проскакивали искры, возбуждение нарастало в каждом из них по отдельности, и в то же время оно было общим, оно соединяло их, усиливаясь с каждым мгновением.

Наконец возбуждение достигло апогея, перед глазами Лахлана закрутились разноцветные круги, он взорвался и, без сил упав на Лану, какое-то время лежал, сотрясаемый волнами экстаза.

Внутри его разлился божественный свет, его сердце переполнило удивительное тихое блаженство.

Одновременно с ним точно такой же миг блаженства пережила и Лана. И этот миг соединил их души. Не навечно ли?

Наконец они успокоились, их дыхание выровнялось. Лана лежала, тесно прижавшись к его груди.

А Лахлан вдруг вспомнил о презервативе, и ему стало страшно.

Что он наделал? Как же ему теперь быть?

Он растерянно посмотрел на нее. В голове у него царил полный бедлам. Его тревога и испуг не остались незамеченными.

– Что случилось? – спросила Лана, облокотившись на локоть и ласково поглаживая его ладонью по щеке.

– Что я наделал?! Не надо было нам так увлекаться.

Его волнение передалось и ей.

– Я сделала что-то не так? – с беспокойством спросила она.

Ее вопрос дошел до него не сразу, а когда это произошло, он чуть было не рассмеялся.

– Не так? Нет, нет, дорогая! Все было превосходно, даже чудесно. Ты тут ни при чем.

– Значит, тебе понравилось? – Лана почти успокоилась.

– Еще бы. Я был на седьмом небе от счастья. Мне только следовало быть… гм… более осторожным.

– Зачем? – Лана нахмурилась. – Я же говорила тебе: шотландцы не страдают робостью. А твое безумство, ярость, неистовство, о, я от них в полном восторге!

– Я имел в виду вовсе не это. Я совсем забыл о предосторожностях.

– О каких предосторожностях?

– О предупреждении… ну чтобы не было ребенка. У меня есть кое-что, но я совсем забыл об этом.

– Дурачок, и из-за таких пустяков ты так волнуешься?! – Лана погладила его, как маленького ребенка.

– Лана, ты не понимаешь. Дело в том, что я не могу иметь ребенка. Если у меня родится сын, то он, как и я, будет страдать из-за нашего родового проклятия.

– Сколько раз можно тебе повторять, не верю я в твое проклятие.

Верно, она уже не раз пыталась его уверить, что не существует никаких проклятий. Но, к его сожалению, проклятие существовало, и, в отличие от нее, он не мог в него не верить. Проклятие Синклеров висело над его головой, а также над головой его гипотетического наследника, как дамоклов меч. От мысли, что его сын будет страдать так же, как и он, у Лахлана защемило сердце.

Он нежно обхватил голову Ланы и, глядя ей прямо в глаза, тихо сказал:

– Как бы ты ни пыталась меня уверить в обратном, но все-таки будет лучше, если мы с тобой больше не будем так забываться. Если ты родишь от меня сына, это будет ужасно.

От высказанной им вслух такой простой и такой чудесной мысли у Ланы стало светло и тихо на душе. Действительно, что, если она родит от него сына?! Как же это прекрасно! А он отчего-то страдает и мучается, причем все его переживания явно отражаются на его лице.

– Лахлан, что ты говоришь? Ребенок – это дар божий. Если бы мне выпало такое счастье родить от тебя малыша, ты не представляешь, как я была бы счастлива!

Лицо Лахлана стало очень серьезным и даже мрачным. Как он ни пытался ей втолковать, она никак не хотела его понять.

– Ребенок будет так же проклят, как и его отец.

Она вопросительно вскинула брови:

– Постой, ты утверждаешь, что все сыновья в вашем роду подвержены проклятию?

Ну наконец-то до нее кое-что дошло.

– Да, все первенцы в роду.

– Ага, то есть наследники герцогского титула.

– Вот именно.

– Только законнорожденные, так?

Что-то больно кольнуло его в сердце, он замялся:

– Да…

Лана улыбнулась и с облегчением вздохнула, кладя голову ему на плечо:

– Ну тогда все замечательно. Все очень просто. Я могу родить от тебя сына, и для этого мне вовсе не надо выходить за тебя замуж.

Лахлану вдруг стало обидно до слез. За кого она его принимает?! Он обнял ее и чуть отстранил от себя, чтобы посмотреть ей в лицо:

– Любимая, не обижай меня. Разве так можно?

Но на ее лице, к своему огромному удивлению, он увидел не страх, не волнение, а настоящую, радостную улыбку. Она улыбалась, чем окончательно вывела его из себя.

– Дорогой, неужели тебе не ясно? Если я понесу ребенка и если родится мальчик, а я не выйду за тебя замуж, то по закону он не будет считаться твоим наследником.

Ход мыслей Ланы совсем ему не понравился, но она никак не могла остановиться.

– И тогда на нем не будет никакого проклятия. Видишь, как все просто. – Явно радуясь такому выводу, Лана энергично взмахнула рукой.

Однако Лахлану это показалось полной чепухой.

– Послушай, но проклятие ведь остается в силе. Оно все равно коснется нашего сына.

Нашего сына? У Ланы сладко защемило сердце, и она снова ему улыбнулась:

– Не коснется. Проклятия действуют очень точно, а не как попало.

– Ты так говоришь, потому что не веришь в проклятия, – возразил он.