— Это был только один пример, — сказал Тибрис напряженным голосом. — Приска не помнит большинство из них, но они там, похоронены и ждут. Она вспомнила эту семью только потому, что узнала асессора. И вполне вероятно, что мой отец работал над ее памятью, пытаясь смягчить то, что сделала моя мать.

Я закрыл глаза, жалея, что не могу придушить обоих ее родителей.

— Таким образом, она забыла бы большинство худших воспоминаний, но ужас остался бы. Вот почему Приска жаждала нормальной жизни почти так же сильно, как я жаждал ее.

— Да, — сказал Тибрис, поворачиваясь к Демосу. — Возможно, ты не понимаешь, почему ей нужна стабильность. Почему она так боится, что люди узнают о ее силе. О том, что она лидер. Но ты не можешь обвинять ее за это. Моя мать работала над Приской почти всю ее жизнь.

Демос обхватил голову руками. Я мог бы выразить ему хоть малейшую каплю сочувствия. Хотя мне все еще хотелось врезать ему кулаком в челюсть.

Хватит об этом. Закрыв глаза, я попытался думать, как моя дикая кошка.

Учитывая ее дискомфорт от воды, она любила смотреть на нее. Всякий раз, когда мы ссорились во время путешествия, я обычно находил ее возле озера или реки.

Повернувшись, я вышел из палатки.

— Удачи, — пробормотал Тибрис.

Я нашел Приску сидящей на перевернутом бревне у реки. Она была одна, ее плечи ссутулились, подбородок покоился на кулаке. Она выглядела грустной. Хрупкой. Моя грудь сжалась.

— Я подумала, что будет проще, если я спрошу тебя, что тебя беспокоит, — сказала она, все еще глядя в воду. — Ты явно не хотел — или не мог — говорить об этом. Не волнуйся, он ничего не рассказывал мне о Кроуите.

Я сдержал слова, которые хотели сорваться с моих губ. Но она, должно быть, почувствовала их, потому что все еще отказывалась смотреть на меня.

Достаточно.

Схватив ее за плечо, я развернул ее к себе. Я поймал ее за подбородок, прежде чем она смогла отстраниться. Слезы показались на кончиках ее ресниц, и у меня внутри все скрутило.

— Не плачь. Боги, не плачь.

Она фыркнула, сердито глядя на меня.

— Почему? Мои чувства слишком сильны для тебя?

— Нет. Потому что я хочу выпотрошить любого, кто заставил тебя плакать. И я не хочу насаживаться на свой собственный меч.

Ее губы изогнулись в неохотной улыбке.

— Ты не так забавен, как тебе кажется.

Я наклонился и потерся носом о ее щеку. Удивительно, но она позволила это.

— Мне не нравится говорить о том времени.

— Я знаю. Мне жаль.

— Перестань извиняться. Хотя я и не говорю об этом… Я рад, что ты знаешь. О моем дяде.

— Что ты имел в виду, когда сказал, что всем обязан своему брату?

Я отстранился достаточно, чтобы посмотреть на нее.

— После того, как наши родители были убиты, он держал меня с собой в замке. Мои кошмары были такими мучительными, что в конце концов он позволил мне спать в его покоях. Он рассказывал мне истории, пока я не засыпал. Когда он отослал меня тренироваться с Галоном… ему было трудно

Пристальный взгляд Приски был прикован ко мне. Ее обычно выразительное лицо было старательно непроницаемым. На этот раз я понятия не имел, о чем она думала.

— В чем дело?

Она попыталась улыбнуться.

— Расскажи мне о том времени.

Я пожал плечами.

— Тренировочный лагерь был жестоким. Галон уже пережил сто двадцать зим. Я был молод, самоуверен и уверен, что драться с его учениками будет все равно что драться с охранниками Конрета.

Она ухмыльнулась мне.

— Я предполагаю, что это было не так.

— Нет. Лагерь был расположен у подножия гор Минарет — ледяное, опасное место. Первые несколько зим у меня не было друзей. Я был мишенью по нескольким причинам — из-за того, что я был принцем, и из-за слухов о моих действиях в ночь, когда были убиты мои родители. Каждый раз, когда я был близок к тому, чтобы сдаться, когда все, что я хотел сделать, это спрятаться под кроватью, что-нибудь приходило от Конрета. Что-нибудь маленькое. Письмо. Возможно, новый нож. Ободряющие слова.

Ее лицо побледнело. Я изучал ее.

— В чем дело, дикая кошка?

— Ничего. Мне просто не нравится мысль о том, что ты был там такой молодой. Сколько лет было остальным?

Я пожал плечами.

— Большинство из них пережили по крайней мере четырнадцать или пятнадцать зим. Я знал, что в юности моя сила и скорость были одновременно благословением и проклятием. Меня нужно было обуздать, чтобы я мог защитить наше королевство.

Приска обхватила мою щеку рукой. Она снова прикасалась ко мне, и напряжение в моей груди начало спадать. Я поймал ее руку своей, удерживая ее на месте.

— Я хочу рассказать тебе о Кроуите.

У меня внутри все сжалось от моих собственных слов, но Приска провела большим пальцем по костяшкам моих пальцев. И невидимая веревка на моем горле слегка ослабла.

— Я уверен, ты спрашивал себя, по какой причине фейри могли напасть на Кроуита?

Она кивнула.

— Это никогда не имело смысла для меня. Это никогда и ни для кого не имело смысла. Что случилось?

— Случилось с Регнером. Он узнал, что гибриды сделали это своим собственным убежищем — это сделала твоя мать. Даже жрицы были гибридами, и все это происходило в его собственном королевстве. После событий той ночи, когда была убита моя семья, и того, как местные жители нашли меня на окраине Валтаны, Регнер был уверен, что слухи о Кровожадном принце живы. Он передал украденную энергию одному из своих людей, который мог использовать молнию. Не имело значения, что марионетка Регнера не мог использовать другие элементы, как я. Те, кто жил в Кроуите, просто видели, как взрываются здания. Они увидели небо, освещенное молнией, и они увидели человека, который казался фейри, верхом на темной лошади. Им было легко