class="p1">– Дальше пешком, – сказал он и махнул рукой, указывая на темный проем, виднеющийся в зарослях орешника.

– Куда мы идем? – спросила Лера.

– Молчать! – взвизгнул Карп и зачем-то навел на нее камеру своего телефона. Руки его заметно дрожали. – Я сказал – вперед!

За его спиной материализовался Цербер, занес над лысой головой когтистую лапу.

– Все хорошо, – сказала Лера, обращаясь именно к Церберу.

– Тогда двигай вперед! – Кажется, камера придавала Карпу силы и уверенности, кажется, он не просто делал фото, а снимал видео. Зачем он ее снимает? – И даже не вздумай кинуться! Я все про тебя знаю, тварь!

– Как мило, – сказала Лера и нырнула под сень орешника.

Уже через несколько минут она поняла, где они. По ласковому шепоту в голове поняла. А потом темную зелень разбавили серые пятна. Впереди показался каменный, подсвеченный низким закатным солнцем забор с железной калиткой.

Карп набрал кого-то в своем мобильном, коротко сказал:

– Мы на месте. – И тут же велел Лере: – Стоять!

Она и не собиралась двигаться, она собиралась с мыслями и силами. Ни первых, ни вторых явно не хватало. Лера не представляла, с кем придется иметь дело, не представляла, как будет вызволять Игорька, и чего ей это будет стоить. Но другого выбора у нее все равно не было. Зато у нее был Цербер, и факт этот давал надежду.

Тихо скрипнула калитка. С той стороны, не выходя за границу усадьбы, стояла одетая в деловой костюм пожилая дама. На Леру и Карпа она смотрела с одинаковым настороженно-брезгливым выражением лица.

– Вы опоздали на пять минут, – сказала она и поджала тонкие губы.

– Где Константин? – спросил Карп и попятился. – Кто вы такая?

– Я Розалия Францевна, управляющая Гремучего ручья, – сказала дама и улыбнулась вежливой и самую малость презрительной улыбкой. – Константин поручил мне дальнейшую заботу о нашей гостье. – Она вперила взгляд в Леру. – Как вы себя чувствуете, дитя?

Ответить Лера не успела, засопел и заколыхался всем своим грузным телом Карп, навел черный глаз телефонной камеры на них обеих, прошипел:

– Мы так не договаривались, дамочки! Я буду разговаривать только с Константином! Мне было обещано эксклюзивное интервью!

– Интервью? – Розалия Францевна слегка нахмурилась, словно бы что-то припоминая, а потом кивнула: – Разумеется! Вы тоже можете войти, молодой человек.

Неожиданно крепкой хваткой она вцепилась в Лерину руку своей сухонькой, ледяной рукой, а второй приглашающе поманила Карпа. – И прекратите меня снимать, – сказала с нордической вежливостью. – Я не давала вам на это своего разрешения.

– Вы знаете, кто она такая? – спросил Карп, с явной неохотой засовывая мобильник в карман джинсов и снова выпрастывая наружу крестик.

– Я знаю, – кивнула Розалия Францевна. – Я знаю все, что происходит на вверенной мне территории, молодой человек. А теперь я бы попросила… – Она многозначительно посмотрела на темнеющее, но все еще подкрашенное закатно-красным небо.

– Понимаю, – сказал Карп. – Времени у нас с вами в обрез, – а потом добавил заговорщицким шепотом: – До заката солнца.

Розалия Францевна ничего ему не ответила, не выпуская Лериной руки, она двинулась по тропинке вглубь то ли леса, то ли парка. Они шли довольно долго, пока не вышли к какому-то белому павильону.

– Это оранжерея, – сказала Розалия Францевна в ответ на вопросительный Лерин взгляд. – Она еще не до конца отреставрирована, но то, что нам нужно, уже там, внутри.

Внутри оранжереи не было ничего, кроме строительных плит и какого-то деревянного ящика.

– Молодой человек, вы не могли бы сдвинуть это в сторону? – Спросила Розалия Францевна, указывая на ящик.

– Зачем? – спросил Карп, но под строгим взглядом дамы сдался, обеими руками уперся в конструкцию, надавил.

Конструкция поддалась неожиданно легко. Не рассчитав силы, Карп едва не упал. Он выругался, а потом с почти детским восторгом уставился на открывшийся им железный люк.

– Это что? – спросил он, пытаясь нашарить в кармане штанов свой мобильный.

– На территории усадьбы некогда имелась часовня, – тоном экскурсовода начала Розалия Францевна. – Она соединялась с оранжереей подземным ходом. К сожалению, во время войны часовня была разрушена, а подземный ход завален. Но во время реставрации усадьбы была восстановлена абсолютно вся подземная инфраструктура усадьбы.

– Подземная инфраструктура, – завороженно пробормотал Карп.

– Да. Под часовней имелась сеть помещений. – Розалия шагнула к люку. – Вы не поможете? – Она вопросительно посмотрела на Карпа.

– Черт побери! Конечно! – Тот обеими руками ухватился за торчащее в центре кольцо, потянул.

– Не нужно столько усилий, – сказала Розалия Францевна, вытаскивая из кармана наполненный чем-то прозрачным шприц. – Это немецкий подъемный механизм. – Игла впилась в толстую шею Карпа в тот самый момент, когда люк с тихим жужжанием начал отъезжать в сторону. – Не волнуйтесь, дитя! – Дама смотрела только на Леру. – В шприце всего лишь снотворное. Наш друг слишком любопытен и слишком досуж, а в предстоящем деле нам необходима исключительная приватность.

К тому моменту как она закончила, Карп уже лежал недвижимый на земле. Лицо его было безмятежным, а грудная клетка медленно вздымалась и опускалась.

– Прошу вас! – Розалия Францевна первая шагнула к открывшемуся люку, обернулась к Лере: – Константину не терпится с вами познакомиться. Кто бы мог подумать, что все это время вы были так близко! – Улыбка Розалии Францевны сделалась по-матерински теплой. – Уверяю вас, дитя! Вам нечего бояться! Можно сказать, вы самое дорогое, что у нас есть.

Глава 30

Подземный ход освещался яркими, забранными железными решетками лампами. Звуки шагов разносились по нему гулким эхом.

– История вашего рода так же интересна и в некотором смысле так же трагична, как история Константина. – А вот от голоса Розалии Францевны эхо отказывалось, не принимало. – Кстати, у вас с ним общий предок. Два древних рода, два удивительных жизненных пути. И оба вы – последние представители своего вида. Такая чудовищная несправедливость. Правда? Не отвечайте, дитя. Я понимаю ваше замешательство. И я не хочу отнимать у Константина удовольствие посвятить вас в происходящее. Кстати, мы уже почти пришли.

Розалия Францевна остановилась перед массивной железной дверью, приложила к считывающему устройству ключ-карту, и дверь с тихим жужжанием распахнулась.

После яркого света коридора это помещение казалось почти темным, оно освещалось лишь стоящей на столе лампой. Потребовалось время, чтобы глаза привыкли к смене освещения, и Лера смогла рассмотреть и внутреннее убранство подземной комнаты, и тех, кто в ней находился.

А это, в самом деле, была комната. Дорого и со вкусом обставленная антикварной мебелью, с кроватью под расшитым звездами балдахином, с книжным шкафом у стены, персидским ковром на полу и живыми цветами на кофейном столике. С викторианским креслом, в котором полусидел-полулежал человек. Игорек! В этом чертовом викторианском кресле сидел голый по пояс Игорек. Голова его беспомощно свисала на грудь, а на самой груди виднелись подсохшие потеки крови.

Позабыв про Розалию, Лера рванула к Игорьку, отбросила с его лба мокрые от пота волосы, заглянула в смертельно-бледное лицо.

– С ним все в порядке, душа моя! – послышался за ее спиной бархатный и уже знакомый голос. – Но жизнь его в твоих руках.

Лера обернулась на этот голос, готовая увидеть монстра, а увидела принца. Именно такими рисуют прекрасных принцев в дамских романах – высокими, белокурыми, белозубыми, широкоплечими и обаятельными красавцами.

– Я Константин, – представился принц и в галантном жесте приложил ладонь к груди. Его рубашка была не такой белоснежной, как улыбка. На его рубашке виднелись отвратительные бурые следы. – Наконец-то мы встретились, душа моя!

– Встретились, – машинально повторила Лера, а потом сказала: – Я пришла. Отпусти его! – Она посмотрела на Игорька, тот зашевелился, открыл глаза. Жив! Слава богу, жив!

– Какая же ты… – Тонко вырезанные ноздри Константина затрепетали, словно он учуял какой-то невероятной красоты аромат. – Черная книга не врет. Как же вкусно ты пахнешь! Как же тяжело противиться такому соблазну! Хорошо, что я сыт. Рози, – он посмотрел на Розалию Францевну, – ты оказалась весьма предусмотрительной, когда заставила меня поесть перед встречей с моей дорогой… – Он прищелкнул тонкими, музыкальными пальцами и продолжил: – Давай я буду называть тебя кузиной. В конце концов, нас, в самом деле, связывают родственные узы. Ты – мертворожденное дитя, потомок древнего венгерского рода. Я – последний из фон Клейстов, потомок старинного германского рода. Вижу, по глазам вижу, что кое-что ты уже знаешь и понимаешь. И даже, наверное, хочешь спросить, не самозванец ли я, ведь Отто Фон Клейст и его несчастная сестрица Ирма сгинули здесь почти сто лет назад.

Ему нравилось рассказывать! У него это хорошо получалось. Он мог бы стать прекрасным актером, если бы не стал убийцей.

– Мой прадед Грюнвальд фон Клейст был двоюродным братом Отто. Хиреющая,