Цербер кивнул.

– Хоть выживу?

Цербер мигнул трижды, и Мирон усмехнулся. Он встал на колени перед псом и, сделав глубокий вдох, ткнулся лбом в его призрачный череп. В первое мгновение Мирон ничего не почувствовал и даже успел решить, что их план по обмену инфой провалился, но потом в голове вспыхнуло ослепительно яркое белое пламя, тело наполнилось невыносимой болью и невыносимыми воспоминаниями. Перед его внутренним взором проносилась череда одинаково красивых, одинаково смелых и одинаково отчаянных женских лиц. Эти женщины сражались не за себя, а за будущее своего рода. И плата их была непомерно велика. Чтобы Темный пес мог восстать из мертвых и защитить живых, им приходилось жертвовать собственными жизнями. Нельзя было откупиться несколькими ритуальными каплями крови! Крови должно было быть много. Критически много… Вот такой получался цугцванг…

…Последняя вспышка сбила Мирона на землю, вышибла из головы чужие воспоминания, а из тела весь воздух. Он скрючился на земле, застонал в бесполезной попытке вдохнуть. Он почти умер перед тем, как смог, наконец, сделать первый вдох. А потом еще непростительно долго просто лежал на земле, уставившись на круглую, чуть погрызенную по краям луну. Рядом лежал Цербер, красное пламя в его глазницах едва-едва тлело.

– И что, никаких других вариантов? – спросил Мирон и не узнал собственный по-стариковски хриплый голос.

Цербер помотал головой.

– А если навалимся всей бандой?

Цербер вздохнул. Теперь, после обмена инфой Мирон отчетливо слышал и это шумное дыхание, и жалобное песье поскуливание.

– А если оставить все как есть? Если не убивать этого гада? Если посадить на цепь, как Кощея Бессмертного? И пусть сидит там себе, чахнет!

Цербер снова вздохнул. Вид у него был несчастный. У самого Мирона, похоже, тоже. В его голове больше не было ни дельных мыслей, ни приемлемых вариантов. В его голове были только боль, безысходность и паника. Но сдаваться он не собирался. Не на того напали! Подумаешь, вековая традиция у них такая: сиятельные девки мрут ни за что ни про что! Двадцать первый век на дворе, цивилизация!

– Прорвемся, дружок! – сказал он и погладил Цербера по черепушке. После состоявшегося обмена инфой это прикосновение не отозвалось в теле привычной болью.

Мирон уже почти пришел в себя и почти принял вертикальное положение – осталось только справиться с головокружением, – когда ожил его мобильный. Звонил Харон.

– Они собираются вывезти ее из Гремучего ручья, – сказал он.

– Откуда ты знаешь?

– Только что из ворот усадьбы выехал реанимобиль. Я думаю, они понимают, что мы идем за нашей девочкой. Это их план «Б», Мирон!

– Нашей девочкой… – повторил Мирон ошалело, а потом спросил: – Зачем реанимобиль?

– Никто не станет досматривать «Скорую». В реанимобиле есть все необходимое для перевозки тяжелого пациента.

– Почему тяжелого? – Мирон помотал головой, таким нелогичным способом пытаясь прогнать головокружение и панические мысли.

– Потому что такую, как Лера, логичнее и безопаснее транспортировать в бессознательном состоянии.

Харон по всем пунктам был прав, но как же не хотелось с ним соглашаться!

– Я еду за ними, Мирон. Думаю, они выберут старую дорогу. Ты где?

– Я только что с нее съехал. Я могу их перехватить!

– Не делай глупостей, – попросил Харон. – Они не остановятся добровольно, а останавливать «Скорую» силой опасно.

– Давай решать проблемы по мере их поступления! – Мирон отключил связь. – Цербер, ты слышал?

Он обернулся, но призрачного пса больше не было на тропинке.

– Значит, слышал…

Слышал и помчался на помощь к своей хозяйке. Астра что-то такое говорила, что Цербер может защитить Леру от упырей. Имела ли она в виду только простых упырей или и первородных тоже? Или просто врала, чтобы Мирон не путался у нее под ногами и не мешал охранять Леру? Как бы то ни было, но для финальной битвы годился только воплощённый Темный пес, только он мог стать реальной угрозой для вампирской кодлы. А Мирон только что выяснил, что воплощение – не вариант! Совсем не вариант!

Харон не ошибся! Реанимобиль на всех парах несся по старой дороге. Он был еще далеко, но Мирон уже отчетливо видел и свет фар, и синие огни мигалки. Он видел, но не представлял, как правильно поступить.

Вариант был только один. Дурной, опасный вариант! Но другого, к сожалению, не было. Мирон чертыхнулся, поставил машину поперек дороги, схватил рюкзак, выбрался из салона, приготовился ждать и надеяться на чудо. Потому что спасти эту патовую ситуацию могло только чудо! Потому что, если водитель «Скорой» решит не останавливаться, а пойдет на таран, может случиться катастрофа…

И чудо случилось. Одновременно с катастрофой. Кто-то другой, куда более сильный и более отчаянный, решил все за Мирона. Летящая в ночи «Скорая» всего в нескольких десятках метров от него вдруг словно наткнулась на невидимую преграду, пошла юзом, взлетела в воздух и, кувыркнувшись в полете, как брошенная детской рукой игрушка, слетела с дороги в овраг.

Не чувствуя ни рук, ни ног, без единой мысли в голове, Мирон бросился к обочине. Там, внизу, продолжали истерично мерцать синие огни, но царила такая страшная тишина, от которой закладывало уши. А серое полотно заброшенной дороги уже снова подсвечивал свет фар. И с одной стороны, и с другой. Черный катафалк Харона и желтая машинка Милочки нос к носу замерли на дороге в тот самый момент, когда Мирон ломанулся вниз по искорёженному, вспаханному «Скорой» склону оврага.

Глава 32

Лера оказалась в своем призрачном замке в тот самый момент, как жало иглы впилось ей в шею. И в тот самый момент, как она там оказалась, вспыхнуло пламя в камине, встрепенулись и расправили пожухшие лепестки розы в хрустальных вазах. И замок, и камин, и огонь, и розы казались неустойчиво-зыбкими, чуть-чуть ненастоящими. Как бы то ни было, это ее место силы, место, в котором она пережидала кому, в котором в своих снах встречалась с Мироном. Сейчас она не была в коме и не уснула. Сон ее был медикаментозный, порожденный ядовитым содержимым шприца, но даже в этом эрзаце она могла оставаться хозяйкой самой себе. Лера шагнула к одному из окон, стерла пыль и паутину с холодного стекла, прижалась к нему лбом, чтобы лучше видеть, что происходит там, в реальном мире.

А в реальном мире царила деловитая суета. Лера видела себя, лежащую в самом центре персидского ковра, видела Розалию с опустевшим шприцем в руке. Видела победную улыбку Марты и разочарованную – Константина. Все они стояли над ее телом. Лера не могла слышать их голоса, но понимала – они держат военный совет, решают, как лучше с ней поступить.

Картинка за окном пошла рябью и помутнела. Лера шагнула к следующему подернутому инеем окну, подышала на стекло, заглянула в образовавшуюся проталину. Ее тело под чутким присмотром Марты грузили в «Скорую» два санитара. Константин и Розалия держались в стороне, о чем-то вполголоса разговаривали. Когда задняя дверь «Скорой» захлопнулась, Константин, ослепительно улыбаясь, шагнул к санитарам. Лера уже знала, что будет дальше, но все равно не успела отступить от окна…

Он их не убил, не подарил ту ужасную, но быструю смерть, которую подарил ее маме и Игорьку. Он подарил им не-жизнь. Он подарил не-жизнь не им одним. В темноте, до которой не мог добраться свет фар, стояли голодные и нетерпеливые тени. Пока еще послушные воле своего создателя, но уже готовые ринуться на охоту, на поиски тех, кого они когда-то любили или просто знали. Среди них, переминаясь с ноги на ногу и одергивая неопрятную клетчатую рубашку, стоял Карп Черный. В правой руке он по-прежнему сжимал свой мобильный телефон, но смотрел на него непонимающим взглядом, словно силился вспомнить, что это такое. Наверное, вспомнил. Наверное, самые важные связи перегорали в зараженном мозгу в последнюю очередь, потому что Карп навел камеру телефона прямо на Леру. Вспыхнуло белое пламя фотовспышки. Лера отшатнулась от стремительно теряющего прозрачность стекла.

За ее спиной послышалось тихое ворчание, вокруг босых ног ласково обвился чешуйчатый хвост.

– Цербер, ты здесь. – Лера улыбнулась, но оборачиваться не стала. У нее оставалось еще одно окно. Еще один экран во внешний мир. На нем она увидела Мирона.

…Мирон стоял посреди пустынной дороги. Взъерошенный, расхристанный, с решительным и одновременно безумным выражением лица. Он смотрел вперед, туда, где в темноте рождались робкие блики проблесковых огоньков. Он смотрел и решал, как будет останавливать несущуюся на него «Скорую», как будет спасать ее, Леру.