Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Знаю.
– Правда? – Моя нижняя губа дрожит, когда я придвигаюсь к нему на матрасе. – Я не думала, что ты когда-нибудь простишь меня.
– Дело не в том, чтобы простить тебя, Люси, – говорит он, заправляя мои волосы за ухо и целуя в лоб. – Дело в том, чтобы простить самого себя. Мне нужно было время, чтобы разобраться с отголосками прошлого, смириться с тем фактом, что не я убил свою сестру. Что я не виноват в том, что с ней случилось.
– Конечно, ты не виноват, – бормочу я, напуганная тем, что он вообще мог подумать о таком.
– Я предложил проводить ее на ночевку к подруге. Она не захотела, но я должен был настоять на своем. Чутье подсказывало мне пойти с ней, но я проигнорировал его, потому что никто и подумать не может, что с ним может случиться самое худшее. С людьми, которых они любят.
Мое сердце замирает от его слов. От чувства вины, которое он годами держал в себе.
– А потом, когда ты переживаешь самое худшее из возможных событий, то видишь, как оно прокручивается снова и снова. Ты видишь его повсюду, в каждом, с кем общаешься. Задаешься вопросом, будет ли это сообщение или телефонный звонок последними в вашей жизни. А когда он выходит из твоего дома, задаешься вопросом, увидишь ли ты его когда-нибудь снова. Ты теряешь связь с настоящим, со всеми моментами, которые заставляют нас жить, процветать и дышать. Ты всегда погружен в свои мысли, боишься следующего момента и того, что последует за ним. Но все, что мы должны делать, – это беречь тех, кто у нас есть.
Слеза медленно скатывается по моей щеке. Он смахивает ее большим пальцем, и я утыкаюсь носом в его ладонь.
– Потому что это все, что у нас есть, – говорит Кэл, проводя своим мозолистым большим пальцем вверх и вниз по моей скуле, чтобы поймать каждую слезинку. – И именно так ты всегда жила, не так ли? В настоящем. В настоящем моменте. Именно он заставляет тебя улыбаться, заставляет жить по-настоящему.
Кивнув, я оставляю поцелуй на тыльной стороне его ладони, и он обхватывает ею мою шею и удерживает. Наши лбы соприкасаются, и я задаюсь вопросом, собирается ли он поцеловать меня. Я хочу этого так сильно, что у меня начинает болеть в груди.
Но он не целует меня.
Кэл отстраняется, прерывисто дыша, затем достает из ящика прикроватной тумбочки маленькую упакованную коробочку. Она обернута бумагой в красно-белую полоску, к верхушке приклеен крошечный зеленый бантик.
– Это тебе. Подарок скромный, но я хотел подарить тебе что-то особенное. Что-то, что имело бы значение. – Он перебирает подарок обеими руками. – Что-то, что выразило бы все, что ты значишь для меня.
Я вырываю коробку из его рук, у меня перехватывает дыхание. Осторожно разворачивая обертку, я снимаю бумагу с белой коробки. Затем открываю крышку и заглядываю внутрь.
Это ожерелье.
Подвеска в виде сердца, украшенная скрипичным ключом.
Такое же ожерелье Кэл носит на шее, прямо напротив сердца.
Я поднимаю взгляд, мои глаза блестят, зрение затуманено жгучими чувствами. Он нервно откидывает волосы назад.
– Кэл…
– Это копия моего кулона. Я сделал его на заказ, – говорит он мне, разглядывая коробку и цепочку, сделанную из серебра. Сердечко красное, скрипичный ключ блестяще-черный. – На обратной стороне – инициалы Эммы, а на твоем написано «Хоуп». Твоя фамилия. – Он улыбается. – Больше, чем просто фамилия.
– Оно прекрасно, – выдыхаю я, слегка касаясь украшения. Я достаю его и позволяю ему плясать на моих пальцах, отражаясь от света потолочной люстры. – Оно идеально.
Кэл осторожно берет его из моих рук и, расстегнув, наклоняется, чтобы закрепить у меня на шее. Я перекидываю волосы через плечо, моя кожа согревается, когда его дыхание касается моей щеки, а большая рука обнимает за шею. Когда он отодвигается и позволяет кулону упасть, тот оказывается у меня на груди, словно крошечное сокровище, оберегающее мое сердце.
– Спасибо, – произношу я мягко и проникновенно. – Я уже люблю его.
Я тебя люблю.
Он наклоняется, чтобы поцеловать меня в плечо, оставляя теплое и нежное касание. Подняв голову, он шепчет:
– В дневнике была записка. Эмма нарисовала мой кларнет и обвела маленькими каракулями. А еще там было много сердечек и смайликов. – Он снова утыкается лбом мне в плечо и заканчивает: – Там было написано… «Ты знал, что я все исправлю. Я всегда буду твоим клеем».
Я обхватываю его руками, подавляя рыдания. Кэл делает то же самое. Мы обнимаем друг друга, оба плачем и падаем боком на кровать. Его тело сотрясается от тихих рыданий. Я прижимаюсь к нему и позволяю обнимать меня, позволяю плакать вместе со мной.
Стоит верить, что мое желание сбылось той ночью, когда я молила звезды вернуть ее. Она действительно вернулась, но по-другому.
В другом обличье.
Может, она вообще никуда не уходила.
* * *
Мой пустой желудок разбудил меня чуть позже полуночи, заставив высвободиться из объятий Кэла и, спотыкаясь, выйти из спальни в поисках чего-нибудь съестного.
Стрекоза встречает меня на кухне и принимается извиваться у моих ног, пока я роюсь в холодильнике и останавливаюсь на стаканчике с лаймовым желе для перекуса. Я расплываюсь в улыбке при мысли, что у него есть целый ящик зеленых вкусностей, мерцающих в свете лампочки холодильника. Стрекоза мурлычет и запрыгивает на кухонный стол, когда я достаю ложку и снимаю крышку.
– Ты тоже голодна? – спрашиваю я кошечку, перегибаясь через кухонный стол, чтобы почесать ее за ушком. Она довольно мяукает, вызывая улыбку на моем лице. Я и не думала, что этот маленький котенок когда-нибудь проникнется ко мне теплом.
Честно говоря, я не думала так и о Кэле.
Доев последнюю ложку желе, я чувствую, что кто-то стоит у меня за спиной, а затем чьи-то руки обхватывают меня за талию. Мое тело мгновенно реагирует, по нему разливается жар, когда обнаженная грудь Кэла касается моей спины.
– Привет. – Когда он наклоняется ко мне, его слово отдается сонным урчанием у моей шеи.
Мое сердце учащенно бьется.
– Привет. Извини, если разбудила тебя, – бормочу я, вздрагивая, когда его губы щекочут мое ухо.
– Ты не разбудила. Я так и не заснул.
Он сжимает руки на моей талии, отчего я вздыхаю и выгибаю спину.
– Ты выглядел умиротворенным.
– Ага. – Кэл покрывает поцелуями мою шею,