Волосы у него на голове спутались и превратились в колтун. Под глазами синяки.

– Ещё и бабу свою привёл посмотреть, – сплюнул в сторону его брат, мурза. – Смотри, Ильхам. Не та ли это кобылка, понесшая от тебя? Ха-ха-ха.

Сын хана смотрел на меня по-другому. Больше не дерзил, с удовольствием заметил я страх в глубине его глаз.

Казанцам каждые шесть часов вкалывали дозу отборной алхимии, и сейчас как кудесники они не представляли собой никакой опасности, разом превратившись в обычных людей.

– Может, хочешь что-то сказать? – спросил я Алису, но она отрицательно покачала головой. – Точно? Хорошо. Давай тогда отойдём в сторону, – отступили мы на пару шагов назад. – Михаил, – обратился я к своему заместителю, присутствующему здесь и уже готовому. – Расстрелять, – отдал я команду, и тот не колебался, вскинув автомат к плечу.

– Эй-эй! Вы чего?! – встрепенулся мурза Галлям. – Охренели там?

– Моя семья тебе кишки выпустит! Слышишь? К лошади привяжут и будут таскать по степи, пока не сдохнешь! – угрожал испугавшийся бек. – Знай своё место! – Брызгал он слюной, беснуясь и чувствуя скорый конец.

Эмир же встал на колени и стал молиться. Мудрый человек.

– Тых-тых-тых, – прозвучали несколько выстрелов, и всё было кончено.

Алиса всхлипнула и отвернулась. Бросив последний взгляд на своих врагов, я повёл её домой.

* * *

– Что это? – спросил своих слуг хан. – Что вы мне принесли? – Недовольно осмотрел он поставленную к его ногам картонную коробку, всю в тёмных потёках. – Языки проглотили? – Зло сощурился хозяин всей Казани.

Слуги же переминались с ноги на ногу и не решались ничего сказать. Им было страшно. Никто не желал испытать на себе гнев хана.

– Брат, – обратился он к князю Рязанскому. – Открой, сделай милость, посмотри, что они там притащили.

– Высечь! – приказал князь Рязанский, указав головой на молчавших слуг, и тех увели. – Фу, чёрт! – Прикрыл он рукавом кафтана лицо, приоткрыв коробку. – Почему так воняет? И что это?! Кровь?

– Что там? – нахмурился хан.

Брат Утямыш-Гирея не стал отвечать, а просто вынул из коробки голову его сына.

– Тут ещё послание, – заметил он засунутую тому в рот бумажку.

– Прочти, – отдал приказ хан.

Вынув её и развернув, он прокашлялся и зачитал:

– Если вы, хан, не можете достойно воспитать сына, не стоит и заводить детей вовсе. С уважением, Семён Андреевич Смирнов.

В тронном зале казанского дворца владыки всех татар повисла мёртвая тишина.

– Гильгамеш, – смежил веки хан, обратившись к одному из своих воевод. – Возьми десять тысяч моих войск и раздави этого мальчишку, посчитавшего, что за такое оскорбление ему ничего не будет. Выжги его поселения, оскопи всех мужчин, что ему служат, а женщин и детей удави. Алису же и дочь Ильхама, Юлиану, привези ко мне живыми. Живыми, я сказал! Я сам с ними разберусь, – пообещал он, сжав кулаки.

– А что делать с Семёном Смирновым? – осторожно спросил Гильгамеш.

– Удиви меня. Казни так, чтобы все наши враги содрогнулись.

– Будет сделано, мой хан, – склонился перед ним лысый детина, срочно покинувший дворец и втайне ото всех начавший собирать воиска.

* * *

Прошло несколько недель. Дружина была настороже. Холопы стояли на ушах. Каторжники точили ножи. Все ждали ответных действий хана, а я работал и, когда было время, развлекался, словно ничего не случилось.

Знали бы они, какую я посылку отправил хану, уже бежали бы без оглядки, а так просто нервничают.

– Выше, выше! – кричала Юлиана, пока я её подкидывал. – Ха-ха-ха, – радостно пищала она, пока на очередном подкидывании я не кинул её в пруд, бухнулась она в него бомбочкой, подняв тучу брызг. А визгу-то, визгу. – Юху-у-у-у! – Выбиралась она из него вся мокрая и давай снова проситься на руки. – Папка Семён. Выше! Давай! Кидай! У-у-х! – Полетела она как птичка, чтобы сделать плюх в воду словно бегемотик.

Народ видел, что я нисколечко не волнуюсь, и сам успокаивался, перестав вздрагивать от шума наших вертолётов над головой и усиленных патрулей.

– Может, хватит? – спросил я названую дочь, весь упрев. – Иди вон маме понадоедай, а то она слишком весёлая сегодня, – улыбнулся я виду кислой мины на лице Алисы. Не нравилось ей так отдыхать, недовольно лежала она на пляжном шезлонге, перелистывая модный журнальчик в руках, и только морщилась.

В сегодняшний жаркий день на пруду было не протолкнуться от людей. Визжали дети, загорали мамы и усердно жарили шашлык мужики, поливая его водой и кетчупом, заполнился у меня рот слюной.

Алиса села на диету и нас посадила, приходится только слюни и глотать. Вот ей моя мстя.

– Мама, ты видела, как я плюх-плюх? Видела, видела? – Подпрыгивала в нетерпении Юлиана, забрызгав маму стекающей с неё водой. – А потом плюх, – шлёпнула она ладошкой по её животу, оставив на нём мокрый отпечаток с крупинками песка в нём.

Я же стоял в сторонке и усмехался.

– Видела, моя хорошая, – пригладила ей волосы Алиса, посмотрев на меня с немым обещанием во взгляде. – Иди к друзьям. Покажи мне, как ты ныряешь.

– Хорошо, а ты со мной?

– Я скоро присоединюсь, – обманула дочку эта врушка.

– Смотри, как я умею! – Забежала в пруд Юлиана, показывая, как она плавает на спине, набирая в рот воду, и выплёвывает её, словно кит.

Алиса показала ей большой палец.

– Может, тоже пойдем, искупаемся? – Присел я на шезлонг к жене, загородив той солнце. – Хватит буку строить, – провёл я рукой по её впалому животику, отряхивая тот от песка. – Ну как?

– Я не собираюсь нырять в этот противоречащий всем правилам санитарии пруд, – поджала она губы, согнав мою руку со своего живота. – И если ты забыл, нас пригласили на прием к наместнику Сибирска, а вместо того чтобы готовиться к приёму, мы занимаемся чёрт-те чем, торча тут, – оглядела она галдящую толпу радостных простолюдинов, служащих нам.

– Не хмурься, Алис, а то морщинки появятся, – наклонился я вперёд, поцеловав её в носик, от чего она ещё больше нахмурилась. – И отвечая на твои ворчания – пруд у нас чистый, ключевой. Эту воду пить можно.

– А к приёму готовиться, значит, не надо? – Вручила она мне крем от загара, перевернувшись на живот. – Намажь меня.

– Чего там готовиться? – удивился я, выдавив в ладошки желеобразную массу крема, став втирать его в спинку Алисы. Мешающие мне лямки её чёрного лифчика я по-хулигански развязал.

– Эм-м-м, – замычала она, поведя плечами, недовольная моим самоуправством. – Смотрят же, – пожаловалась она, чуть смутившись.

– Ничего не видно. Не бойся, ты у меня красавица, – успокоил я её, с удовольствием втирая крем ей в кожу и наслаждаясь податливостью своей жены, вся разомлела она на солнышке. – Приятно? – Перешли мои руки чуть ниже, к её пояснице и бёдрам, довольно поглаживал я её, вслушиваясь в слышимое только мне мурчание Алисы.