Я промолчал.

– Ох, как она стонала, когда я брал её на том вечере в Казани. Ты не представляешь… Ой, подожди. Это же не она была. Точно. То была другая, – продолжал он злить меня. – Алиса была второй за тот день, и она плакала. Как же она рыдала… Просила остановиться, звала маму.

– Ильхам, заткнись! – Не на шутку испугался за него эмир, видимо заметивший моё состояние.

– Плакала, говоришь? – зловеще переспросил я.

– Рыдала, – подтвердил он.

– Не смей! – заорал эмир.

– Семён!

– Руки убрал, – оттолкнул я Михаила, поднимая Ильхама и ставя его на колени.

– И что ты будешь делать? – Всё ещё не воспринимал он меня всерьёз. – Дашь мне пощёчину, мальчишка? Или расплачешься, как эта девка Алиса?

– Я научу тебя держать язык за зубами, – процедил я. – Василь, помоги, – попросил я, и тот меня не подвёл.

– Что делать?

– Держи ему рот открытым.

– Что вы собираетесь?..

– А-а-а-а! – заорал Ильхам, задёргавшись, когда я стал вырезать ему язык.

– Остановите его! Вы что делаете?

– Молчите, ублюдки, а то порешим всех, – заткнул пленников кто-то из моей дружины.

– Вас ждут проблемы! – пророчил передо мной представитель некой независимой, третьей стороны, а именно канцелярии наместника императора. Собственно, они и осуществляли среди бояр роль этаких третейских судей, посредников. – Вы перешли все границы! Вас накажут! Вас…

– Извините, но мы будем говорить по делу? – раздраженно дёрнул я плечом. – Или так и будем переливать из пустого в порожнее?

– Что это такое? – указал он пальцем на яму в земле.

– Как вы мне надоели… – простонал я, подняв голову к небу и прося небеса дать мне сил.

– Не забывайтесь, молодой человек! – строго выговорил мне жуликоватого вида клерк из нашей, сибирской, канцелярии.

Там все такие тупые, или это только мне повезло?

– Это вы забываетесь, – хмуро посмотрел я на него. – Ваше дело выслушать меня, удостовериться, что люди, которых я пленил, живы, и договориться с ханом Утямыш-Гиреем о моих условиях их выдачи. Всё! И не указывайте мне, как я должен обращаться с пленными, напавшими на меня и угрожающими смертью мне и моей жене, – поставил я наглого клерка на место. – Мы поняли друг друга, Аверьян Филиппович? Или, может, хотите посидеть в яме так с рьяно защищаемыми вами людьми? Так я это быстро устрою.

– Я сообщу хану, как обращаются с его сыном, – чопорно поджал он губы. – Уж поверьте.

– Верю, верю. Сообщайте, – отмахнулся я, разрешая. – Меня это не интересует. Главное – донесите до него весть, что его сынок с ближниками у меня и что я хочу за них взамен.

– И что же вы хотите за покалеченного Ильхама, сына самого казанского хана, лишенного языка? – с сарказмом спросил он, посмотрев в яму и на людей, находящихся там. – За бека Абая и мурзу Галляма, подвергнутых пыткам и высеченных на конюшне? – нагнетал он обстановку, пытаясь давить на меня. – За уважаемого эмира Бухару, лишившегося руки?

– Тут он сам виноват, – пожал я плечами. – Попытался сбежать и был наказан за свою глупость.

– А где Гончаров? – Внимательно осмотрел людей в яме Аверьян Филиппович, не найдя того. – Убит? – Потёр он ладошки, явно надеясь на положительный ответ, собака такая.

– А откуда вы знаете, что он участвовал в нападении на меня вместе с этими? – ответил я вопросом на вопрос. – Об этом я не сообщал вам.

– Канцелярия императора знает всё, – высокопарно ответил тот, заюлив при этом. Крыса.

– Ясно, – отвернулся я от этого продажного чинуши, посмотрев на свой новенький дирижабль, принайтованный к одной из уже достроенных башен моей усадьбы. – Этот наркоша гадит под себя и ссытся, так что «уважаемые» мной татары внизу, – кивнул я на них головой, – разозлились и чуть его не удушили. Пришлось Гончарова спасать и отселять, поскольку они обещали утопить его в его же дерьме.

– Эм-му-мэ-эээ, – замычал что-то Ильхам.

Ни я, ни переговорщик не обратили на это внимания.

– Могу я его увидеть? – взял себя в руки чинуша, не слишком старательно пытаясь скрыть разочарование на лице.

– Можете его забрать, – великодушно разрешил я. – Мне это дерьмо не нужно. Как не нужно ничего и от его отца.

– Разумно с вашей стороны.

– Перейдём к делу, – лишь поморщился я на его слова. – Передайте хану, что он получит сына и его дружков за сущий пустяк.

– И что же это за пустяк? – осторожно спросил Аверьян Филиппович, чувствуя подвох.

– Извинения.

– Извинения?

– Да. Я хочу, чтобы он извинился за своего сына.

– Он не будет этого делать, – фыркнув, покачал головой клерк. – Попросите что-нибудь другое.

– Сроку ему три дня. На четвёртый день я их казню, – развернулся я и ушел, не обращая внимания на его крики в спину.

Алиса, когда узнала, что я пленил Ильхама, вся разом увяла, поникла. Стала сама не своя. Юлиана пыталась утешить маму, не понимая, что с ней, но получалось у неё плохо. Я не мог на это смотреть, вот и решил попросить хана сделать то, что, казалось бы, ничего ему не будет стоить, но что он не сделает ни при каких обстоятельствах, а потом с чистой совестью казнить пленников. Дружбе с Казанью всё равно уже не быть. А так ещё побарахтаемся.

Алиса ждала меня у колодца.

– Вы закончили? – Обернулась она при моём подходе, делая вид, что ей не интересно, чем всё дело обернулось. – И что ты попросил?

– Пока рано об этом говорить. Узнаем через три дня, – обнял я её, чувствуя, как она вся дрожит. – Лучше скажи, как тебе дирижабль? Нравится?

– Большой, дорогой и неповоротливый, – изобразила она недовольную моську. – Тебе явно продали какое-то старьё, муж мой.

– И ничего не старьё, – возмутился я. – Это военный десантный дирижабль постройки прошлой большой войны. Нет вооружения, да, но броня хороша. И скорость приемлемая. Не говоря уже о возможности разместить в нём до тысячи человек, – с гордостью рассматривал я парящего в двух десятков метров над землёй стального гиганта, по которому ползали мои работники, изучая новинку и заделывая дыры. Всё-таки купил я его со склада старого хлама (армейского запасника). За взятку, и немалую кстати.

– Эх, – только тяжело выдохнула она, посмотрев на меня, как может смотреть только жена. – Может, лучше подскажешь, как нам выпутаться из всей этой ситуации? Или ты считаешь себя достаточно сильным, чтобы бодаться с настоящей дружиной какого-нибудь рода, а не этой пародией, которую вы разбомбили к чертям?

– Ну, допустим, не у каждого рода есть такая дружина, как у меня… – задумался я.