Лаврентий, и ждали мы уже вчетвером. Даня стоически продолжал приходить каждый день и, единственный из нас, умудрялся чем-то себя занять.

Я говорил себе: «это было ужасно».

Я думал: может, если я буду говорить о проблемах в прошедшем времени, они решатся быстрее.

А Даня тем временем перебирал бумаги Лаврентия. Порядок наводил.

Болезненнее всех этот период переживал Ярослав: я ждал, что он убьет кого-нибудь или как минимум ударит, поэтому держался от него подальше. Он метался, как дикий зверь по клетке. Я начинал понимать, что для него провал — участь куда страшнее, чем для меня. Пока Даня шарил по нашей морозилке и сдерживал рвотные позывы, я думал о том, каково Ярославу потерять свою мечту.

Потерять мечту и дать ей расправиться с самим собой.

Ярослав прошел долгий путь от безумного замысла до его реализации. Он делал страшные, действительно страшные вещи, и ему все сходило с рук. Он, черт возьми, рисковал жизнью и свободой во имя нашего предприятия, а теперь это предприятие висело на тонком волоске и могло полететь в пропасть в любую секунду. Может, оно уже летело, только мы об этом не знали.

Мы все были на грани. Как нам удалось обойтись без крови — ума не приложу.

Но мы пережили эти четыре дня. На пятый Даня принес газету с репортажем о том, что кольцо принадлежало почившей супруге деда, который несказанно рад снова получить его.

Дед решил, что жена потеряла его незадолго до смерти.

Нахрен такие пирожки

Внезапно Ярослав решил, что пищевой промышленности с нас хватит.

Обычные люди думают:

— Вот ещё хоть раз — и точно брошу!

А в следующий раз наступает еще один «хоть раз». Здорово, что Ярослав был не таким. Ярослав вообще не думал, он просто говорил в какой-то момент:

— Да ну нахрен!

И момент, как правило, выбирал самый неподходящий.

Так произошло и с пирожками. Он сказал:

— Да ну нахрен! — в тот самый момент, когда у нас появился жалкий шанс на спасение: в наш коллектив вернулся Артур.

В прямом смысле. Артур стоял в дверях, когда Ярослав делал свое заявление.

Мы все вчетвером подсчитывали оставшиеся нервные клетки, когда раздался звонок в дверь. Открывать пошел я. Просто потому, что больше не пошел никто. После того случая с золотым кольцом у нас всех пошаливали нервишки.

Словами не передать, как я обрадовался, когда увидел в проеме сияющую лысину и сто килограмм безмятежности под ней.

И вот когда я ввел Артура в комнату, чтобы все обрадовались так же, как я, пришло время фирменной реплики Ярослава.

— Да ну нахрен! — воскликнул он и вскочил с дивана в моей комнате, на котором не так давно умерла Румани. — Нахрен такие пирожки!

— И что же ты предлагаешь взамен? — с готовностью конвертировать любую его идею в юридический адрес спросил Даня.

— Да, что ты предлагаешь взамен? — деловито включился в обсуждение Артур, и все взглянули на него, как на призрак. Лаврентий так вообще на месте подпрыгнул и мне стало его жаль, а Даня удивился просто за компанию — он Артура в лицо не знал.

Повисло молчание. Мне стало неловко из-за того, что никто не стал радоваться Артуру, но сам я уже порадовался ему в дверях и не хотел переусердствовать. Вместо того, чтобы порадоваться еще раз, я стоял и в упор не понимал, почему Ярослав пялится на Артура со своей кровожадной улыбкой.

— Ты еще за рулем? — спросил Ярослав, а Артур ответил:

— Естественно.

И вот тогда Ярослав аж подпрыгнул на месте — прям как Лаврентий, но от радости — а потом заявил:

— Мы откроем похоронное бюро!

Гроб на колесиках

— У смерти лицо пережитка прошлого. Все эти обряды и обычаи, пластмассовые цветы и обитые красным гробы — так хоронили лет пятьдесят назад. Время идет вперед, а смерть идет с ним рука об руку. Люди умирают сейчас, умирали тысячу лет назад. Но сейчас они умирают иначе.

Все мы — Артур, Лаврентий, Даня и я — слушали молча. Переваривали информацию.

Чем дальше идёт прогресс, тем страшнее становится смерть. Пятьсот лет назад никто не мог представить, что будут случаться авиакатастрофы. Тысячу лет назад никто не мог представить, что люди будут по неосторожности затягивать себя в станки на работе.

— Разве наши сверстники хотят хоронить родителей так же, как те хоронили своих? Нет. Нам нужно что-то новое. Мы не станем изгонять смерить из смерти, напротив: наполним ее новым значением, новым смыслом. Это Новая Смерть, и мы ее адепты.

Слова лились бесконечной рекой. Ума не приложу, когда все они успевали рождаться в голове Ярослава.

— Не нужно отделять мир живых от мира мертвых, пускай смерть будет похожа на жизнь, пускай станет ее частью. Это не должно пугать, это должно быть закономерно. Ведь в смерти нет ничего плохого.

Ярослав ненадолго умолк, как будто бы закончил поминальную речь. К сожалению, выпить под нее не налили.

Но то был еще не конец. Никто не успел своего слова вставить, как Ярослав заговорил опять — после небольшого антракта приступил к основной части. Он встал боком, упер одну руку в бок, а другую выставил вперед, как будто сдерживал ей невидимую волну восторга от своей новой задумки.

— Современное похоронное бюро. Возможность записи без звонков. Вам не нужно никуда приезжать, мы все сделаем сами — только напишите, как зовут ваш труп. Мы похороним его с вашими любимыми цветами, возьмем все хлопоты на себя. Можете смотреть прямую трансляцию с кладбища из любой точки мира. Онлайн. Для юных усопших мы предоставим уникальное предложение: маленькие саркофаги для любимых гаджетов.

Ярослав хлопнул в ладоши и пояснил:

— Как для органов в древнем Египте.

Идеи уже сыпались из него, как из рога изобилия, а до меня только-только стало доходить, что он хочет свернуть нашу лавочку.

— В честь открытия — акция! — не унимался Ярослав. — Хоронишь одного — второго закопаем бесплатно!

Я не понял одного: чем это предприятие отличается от того, что мы называли Утилизацией медицинских отходов?

Ярослав ответил, что различие всего одно, и оно существенное: мы будем работать с потребителем.

— Как ты не понимаешь! — сокрушался он. — Раньше мы работали в строго отведенной для нас позиции — принимали то, что дают, и не больше. А теперь мы сможем управлять аудиторией и привлекать ее! Больше клиентов — больше денег, разве это не очевидно?

Я сомневался, что он сможет привлечь больше