– Он пытался тебя убить? – Виктор будто прочитал мои мысли, и я испытала облегчение от того, что не смотрю на него, и поэтому он не видит моих глаз, которые помнят последний взгляд Ирбиса, человеческий, которым он всегда смотрел на меня, когда я что-то делала неправильно.

– Перебор.

– Что?

– У вас перебор. Это шестой вопрос.

– Ты можешь ещё о чём-нибудь попросить. – Я смотрела вдаль, а Виктор на меня. На улице холодало и моё платье перестало казаться тёплым. Непроизвольно поморщилась от мурашек, потерев плечи, чтобы чуть согреться. Виктор не упустил это из внимания и сняв пиджак накинул мне на плечи. Привычное напряжение пронеслось по телу, я крепко вцепилась в парапет, стараясь не отпрянуть. Помнила, как Виктор крепко обнимал меня, когда успокаивал в лесном домике, как ровно дышал, каким был тёплым. Его слова помнила, а ещё, поняла, что так и не поблагодарила его. Прав был Клим, только о себе и думаю, а ведь этот человек тратит на меня не только деньги, а часть своей жизни, в которой и без меня много проблем.

– «Никогда и ничего не просите. Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами всё дадут», Булгаков «Мастер и Маргарита». – Надеюсь, он понял, что это был комплимент, в котором я признавала его превосходство. Мужчины это любят. Только Виктору было этого мало. – Можете спросить, только не про него.

– Мне поменять автопарк?

– Кажется я просила не про него. – Нахмурилась, плотнее кутаясь в пиджак, развернувшись на сто восемьдесят градусов, облокотившись о парапет, Виктор продолжил стоять неподвижно, наверно надеясь, что я отвечу на его пристальный взгляд, который он не отводил.

– Значит, у него такая же машина. Я всю голову сломал, что с тобой происходит, когда ты видишь мои машины, но с радостью бежишь в развалюху Шмеля, усаживаясь на соседнее с ним сиденье.

– Он меня на ней… и в ней. – Призналась вполголоса, чтобы закрыть тему.

– Надо было сразу сказать. Тебя будут возить на другой машине, когда мы вернёмся.

– Меня устраивает развалюха Вжика.

– Это меня и беспокоит. Ты слишком к нему привязалась.

– Не вижу в этом ничего плохого.

– Зато я вижу. Зачем попросила жить с тобой? Домашней едой кормишь? Прикасаться к себе позволяешь?

– Кажется, это называется простое человеческое общение. И прикасался он ко мне только раз, пока я была не в себе, как и вы.

– А как же моменты изучения его тела? Прощупывание аппендицита.

– Он не прикасался ко мне, только я к нему, это другое. Стоп. – Меня осенило настолько внезапно, что стало жарко. – Откуда вы знаете?

– Шмель докладывает. – Пожал плечами, солгав, даже не моргнув.

– Неправда. Откуда вы знаете? – Повернулась всем корпусом к Виктору, настаивая на ответе.

– Такой ты мне нравишься. Воинственной.

– Я жду ответ. – Требовала, уже догадываясь, сильнее кутаясь в пиджак.

– Ты и сама знаешь.

– Камеры?

– Да. Ты слишком непредсказуема. И очень ранима.

– Дело не только в этом. Вы ему не доверяете. Шмелю. Почему? – Пошла в нападение.

– Это тебя не касается. – Тон Виктора изменился, стал властным и категоричным.

– А он вас уважает.

– Ты ничего не понимаешь в этой жизни, ребёнок ещё…

– Всё, хватит! Не называйте меня больше ребёнком! Надоело. – Разговор становился невыносимым, и я снова отвернулась к реке.

– Он тоже тебе об этом говорил?

– Я сказала хватит. Хочу отдохнуть. Я могу уехать на квартиру?

– Ника, поговори со мной. Хотя бы сейчас. – Виктор положил руку мне на плечо, едва прикасаясь. – Я заслужил твоего доверия больше, чем Шмель. Как ты сказала: простое человеческое общение.

– Это что, ревность? – Взглянула на Виктора, ища опровержения своим неожиданным умозаключениям, но лишь утвердилась в них. Виктор был явно недоволен и будто обижен.

– Можно и так назвать.

– Вы ведь не сошлёте его на склады?

– Если немедленно начнёшь называть меня на ты, он забудет это слово. – Напряжение моментально исчезло с лица, появилась добродушность и смешинки в глазах, а рука начала аккуратные лёгкие поглаживания.

– Я не люблю, когда мной пытаются манипулировать.

– У нас с тобой много общего. Чтобы сравнять счёт, можешь задать мне неприятные вопросы. Можешь не жалеть.

– Когда-нибудь ты сам мне всё расскажешь.

– А ты сможешь когда-нибудь всё рассказать? – Я встала перед Виктором, освободившись от его руки, чтобы ответить спокойно, не думая ни о чём другом.

– Да. Когда буду знать всю правду. И не надо менять машину. Я привыкну и перестану ассоциировать её с произошедшим. Главное, чтобы кто-то хорошо знакомый был рядом.

– Шмель не сможет быть всегда при тебе.

– Твои предложения.

– Выбери себе ещё кого-то из моей охраны.

– Хорошо.

– Так просто.

– Да.

– Ника, ответь пожалуйста на мой шестой вопрос.

Я отвернулась, всматриваясь в тёмную водную рябь, искрящуюся под тусклым ночным светом. Вопросы не прекратятся. Виктор не остановится, пока не вытянет из меня всё. Единственным, с кем я разговаривала о произошедшем, был доктор Разумовский. Он знал всё, кроме подробностей последней ночи с Ирбисом, но как врач догадывался и о них, по травмам, синякам, общему состоянию. Когда я рассказала Разумовскому всю правду, мне не стало легче, потому что ничего не изменилось, ни чувства, ни отношение, ни восприятие. Образ Ирбиса, который я попыталась исказить, не изменился, лишь стал объёмнее, а его грани острее. Тогда я хотела, чтобы ещё хотя бы один человек знал всю правду и заставляла себя говорить, один единственный раз. Психологи, с которыми я общалась в сети, знали только то, чего было достаточно для анализа, что я считала достаточным. Виктору будет мало доли. Он хочет знать всё, чтобы напитаться ненавистью и когда наступит подходящий момент, обрушить её плоды на первопричину. Этого я не хочу. Виктор прав, он достоин моего доверия и правды обо мне. Всей правды. Но только мне решать какой она будет.

– Я мечтала стать нейрохирургом. – Я вернула взгляд на него, Виктор застыл с непонимающим взглядом, но не стал перебивать вопросами. – Это было моей единственной целью и мечтой с пятнадцати лет. Меня больше ничего не интересовало. Я избегала всего, что может помешать достигнуть цели. Мне, как и любой девушке, льстили ухаживания парней, приглашения на свидания, иногда подарки, которые я всегда возвращала, но всё это могло стать помехой. Я была близка к своей цели и уверена, как и ты когда-то, что всё под контролем, что уж её-то я добьюсь, ведь всё сделала для этого, сама, без чьей-либо помощи, без денег и протекций. Появившись в моей жизни, со своими напором, настойчивостью, нахрапом, он заставил поверить, что во мне может заинтересовать не только смазливая внешность и нетронутое тело. Никто и никогда не смотрел на меня так, как он. Я запомнила его именно таким, не смотрела на его лицо пока он брал меня снова и снова. Он взял то, чего до этого добивался, пробираясь к сердцу, медленно приручая, обещая не давая обещаний. Я не сопротивлялась. Когда в глазах, которые смотрели на тебя как на чудо, появляется лютая ненависть, становится страшно от осознания, что в человеке умерла часть тебя самой, которую ты отдала ему, доверив. У меня нет ответа на твой шестой вопрос, он есть только у него. Что касается меня – мне это не интересно.