— Что ж вы, мужики, делаете? — укоризненно улыбнулся Андрей, подходя ближе.

Жданов заправил пустой рукав шинели под ремень, закрутил головой:

— Очумели, мать вашу!

— Не было же уговору полесовщиков громить! — возмущенно сказал Балахонов.

Вихров хмуро глянул на Жданова:

— Собачиться приехали?

— Нет, на вас дураков посмотреть, — отрезал тот.

Не давая разгореться конфликту, Кунгуров удивленно протянул:

— Сидор, и ты здесь?

Мышков склонил голову вбок. Андрей хлопнул по плечу Фатеева:

— И ты, Гошка, здесь? Поди, осадой командуешь?

— Ен у нас за фельдмаршала, — со смешком ответил Аверкий.

— То-то и вижу, — посерьезнел Андрей. — Воюете… Пораскинули бы лучше мозгами, стоит ли кровушкой хорошее дело поливать? Ярцев-то че вам сдался? Его дело холуйское. Сами хотите, чтоб по справедливости было, а варначите. Стыдно мне за вас, особливо за маньчжурцев.

Фатеев и другие мужики, вернувшиеся с войны, под его взглядом потупились, закряхтели.

— Неужто не навоевались? — продолжал Андрей. — Не на того кидаетесь. По углам шепчетесь, будто семьи ваши староста обжулил, пособия зажал, а разобраться с ним побаиваетесь. А вот Ярцева бить — за ради бога — только свистни!.. И кумпания подобралась варначеская, один Степка Зыков че стоит! Он, что ли, у вас заправлял?

— Скажешь тоже, — обиженно бросил Вихров.

— А где Степка-т? — не увидев Зыкова, удивился Аверкий.

Жданов едко заметил:

— Он не такой дурак, как вы! Пошумел — и ноги в руки. Поди, уже лес валит для умножения своего капиталу.

— Вот те фрухт! — задумчиво потрогал вислый нос Гошка Фатеев. — А орал, почитай, больше всех.

— По дороге он нам встретился, — пояснил Кунгуров.

Отец Фока, поняв, что кровопролитие отменяется, понуро прошел за спинами мужиков, сел на лошадь и, не оглядываясь, потрусил в село. Андрей посмотрел на согбенную спину священника, грустно улыбнулся:

— Попа чуть не пришибли…

Аверкий довольно осклабился:

— А че? Запросто могли! Мы такие! Нам ежели вожжа под хвост попадет, пиши пропало.

Жданов с прищуром обошел вокруг Бодунова. Аверкий подозрительно покосился на него:

— Че энто ты круголя тут даешь? Чего меня рассматривать?

С серьезным видом Жданов ответил:

— Дык ищу, где у тебя хвост помещается.

Мужики разразились хохотом.

Ярцев, который до этого осторожно выглядывал из-за заплота, высунулся по грудь. Заметив его, Андрей дождался, когда стих смех, сказал:

— Флегонтыч, никто тебя тюкать не будет, только ты в лес не суйся.

Ярцев обиженно огрызнулся:

— Служба у меня такая.

— А ты забудь про нее, — посоветовал Кунгуров. — И другим объездчикам накажи, чтобы на рожон не лезли. Свои головы, чай, дороже, чем государев лес.

— Оно понятно, — отозвался Ярцев. — Только ты бы лучше об этом Шванку сказал.

— Пока ты ему доложи, — сердито бросил Жданов. — А мы опосля растолкуем, ежели не уразумеет. В других-то волостях кабинетские усадьбы давно на дрова разобрали. Энто мы тут маненько замешкались.

Мужики побрели к саням, а Андрей задержался у кордона.

— Флегонтыч, ты мне вот что скажи… Степан чего на тебя озлился?

— Зыков, что ли? — устало навалился грудью на верхнее бревно Ярцев.

— Ну да. Никогда он с нашими мужиками не якшался. А тут на тебе?..

Объездчик задумчиво потеребил ус, не зная отвечать или нет. Потом решился:

— Шибко я его в смерти Татаркина подозреваю. Некому боле. Да и рожа у него была, когда мы встретились…

— Говорил кому-нибудь о своих подозрениях?

Ярцев вздохнул:

— Кому я скажу? Только становому.

Кунгуров покачал головой, помолчал. Уже направившись к кошевке, где его ждали Балахонов и Жданов, обернулся:

— А мешать нам, Флегонтыч, остерегись…

Глава третья

ПЛАМЯ

1

Не снимая шинели, пристав сел на предложенный Симантовским ветхий стул, глянул в растерянные глаза учителя и произнес язвительно:

— Что, народовольческие инстинкты проснулись?

Симантовский нервно хрустнул пальцами:

— Не понимаю вас.

— Неужели? — с не меньшей язвительностью спросил пристав.

Симантовский спрятал за спицу дрожащие руки и повторил неожиданно резко:

— Не понимаю вас!

Збитнев удивился. Не словам, а тону, каким они были сказаны.

— Вы вот что, любезный Николай Николаевич… Я к вам не в гости зашел, а по службе. Провожу некое дознание. И соблаговолите по такому случаю обращаться ко мне соответственно занимаемой мною должности.

Злясь на самого себя, на свою вечную бесхарактерность, Симантовский попытался улыбнуться:

— Неужто меня в убийстве объездчика заподозрили?

Пристав презрительно подкрутил ус:

— Не смешите, любезный. Какой из вас душегуб? Вы излишне о себе мните.

Симантовский наконец сел на диван. Закинул ногу на ногу, отвалился на спинку. Судорожно искал ответ поязвительнее. Это не укрылось от глаз пристава:

— Хотите возразить?

Симантовский вспылил:

— Не смейте так со мной разговаривать! Я вам не мальчик для битья!

— Что я слышу, любезный? — пристав заинтересованно уставился на учителя. — Не волнуйтесь так, кондрашка может хватить. Эк вас затрясло! Пьете, должно быть, многовато.

— Прошу прекратить! — взвизгнул учитель, вскакивая.

— Садитесь, садитесь, — замахал руками пристав. — Так у нас разговор не пойдет.

— Что вас интересует? — затравленно выкрикнул Симантовский.

— Ну вот, это лучше, — резюмировал пристав. — Перейдем к делу. По всему стану мужики валят кабинетский лес. Хорошо ли это?.. — Он задумчиво подкрутил ус и сам ответил: — Безусловно, нет. На что направлены устремления мужиков? Только ли на обзаведение строительным материалом и дровами? — Он опять подкрутил ус: — Вы вот молчите, а я и на этот раз отвечу — нет! Своими деяниями мужики покушаются на собственность Его императорского величества.

— При чем тут я?

— Не перебивайте, — осадил учителя пристав. — И до вас доберемся… Итак, мужики рубят лее. Рубят целыми толпами, а лесная стража не может им воспрепятствовать. Лесная стража вынуждена прятаться от порубщиков…

Збитнев выдержал паузу и опять поднял глаза на Симантовского:

— А по всему Сотниково циркулируют слухи о том, что на беззаконие мужичков подбил не кто иной, как учитель местной школы…

— Слухи — это всего лишь слухи, — вызывающе заметил учитель.

— Ничего, найдутся и свидетели, — спокойно пообещал пристав. — Не стройте на этот счет никаких иллюзий.

Холодея от внутренней дрожи, от ярости и мерзкого страха, пронизывающего все его существо, Симантовский воскликнул:

— Господин становой пристав, вы, наверное, ослепли! В России революция. Пока вы обзаведетесь свидетелями, вас самого может снести волна народного гнева!

— Красиво говорите, — пристав побагровел. — Но я бы советовал