Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не знаю, не помню, ничего не видел.
Бывалый сыщик хорошо знал правила игры. Учитывая состояние Никиты, он не стал настаивать, сделав вид, будто удовлетворился его ответами. Попрощавшись, следователь ушел.
– Значит, тебя примерно как Яшу? – спросил Роман.
– Наверное. А как Яшу?
– Тоже остановили двое, спросили какую-то ерунду и начали месить.
– Ничего подобного, – возразил Яков, – они меня, гниды, от самого казино вели. Наверное, решили, что я богатенький Буратино, а у меня зарплата двадцать тысяч грязными.
– Чего же ты делаешь в казино с такими бабками? – спросил Никита.
– Есть такая болезнь – игромания, – почти гордо заявил Яков. – Я без рулетки умру, как рыба без воды.
– Погоди-погоди, – вспомнил Стариков. – У нас же казино запрещены.
– Запретить и закрыть – разные вещи, – назидательно сказал Яков. – Настоящий игроман всегда найдет место, где можно спустить денежки. Но что самое обидное – я в тот раз выиграл, много выиграл, пять тысяч баксов. Со мной такое редко случается. А эти уроды отняли все до копейки.
– Счастливчик, – иронично заметил Никита, протягивая руку к тумбочке.
Там лежал его мобильник. Он набрал номер и спросил:
– Где ты сейчас?
– В часе езды от дома, – ответила Ирина. – Как видишь, отлично добралась без твоей помощи.
– Это хорошо. А у меня маленькая неприятность, я ногу сломал, – сообщил Никита, решив не говорить жене обо всех приключившихся с ним бедах.
Ирина охнула, даже, кажется, всхлипнула, а затем, взяв себя в руки, сказала:
– Ну вот, Стариков, ты как маленький, тебя нельзя оставить одного, обязательно что-то случится. А перелом какой?
– Врач сказал, что аккуратный, через месяц заживет.
– Обманываешь, Стариков, не хочешь меня пугать. Ладно, я сейчас буду, разберусь.
– Погоди, Ириша, ты спокойно езжай домой. Возьми там бритву, зарядник, туалетные принадлежности. Потом набери Алексеича. Они у меня были, он тебе объяснит, как сюда добраться. Хорошо?
– Договорились, – чуть подумав, сказала Ирина.
Она приехала незадолго до обеда, прихватив с собой еду. Это был мудрый поступок, так как Стариков успел проголодаться, а больничная пайка лишь отдаленно ассоциировалась у него с пищей. Ирина помогла мужу умыться, налила в тарелку щей.
– Что бы я без тебя делал! – воскликнул Никита.
Ирина промолчала и только нежно погладила мужа по голове. Ее смущали посторонние мужчины, и она лишь в двух словах рассказала о своей поездке. Стариков о происшедшем с ним тоже особо не распространялся. Зачем жене знать о темных сторонах его бизнеса?
Друзья по несчастью с оттенком зависти поглядывали на Старикова. Жена Романа до сих пор работала учительницей, в силу возраста ей было тяжело после занятий ежедневно ездить к мужу. Игроман Яков десять лет тому назад перебрался в Москву, его родня жила в другом городе, а жены из-за болезненного пристрастия у него не было. Только восемнадцатилетнего Андрея постоянно навещала мать, да несколько раз заглянула его девушка.
* * *Как всякий чиновник довольно высокого уровня, Пыжиков часто ездил в заграничные командировки. И как всякий российский чиновник такого уровня, он считал необязательным знание иностранных языков. Бюрократов обслуживали переводчики, и тут можно было наблюдать весьма любопытную картину. У зрелых дородных мужчин в качестве переводчиков работали молодые женщины. Необязательно привлекательные, но в возрасте до тридцати пяти лет. Это не означало, что переводчицы осваивали смежную профессию по ублажению своего начальника. Такое случалось намного реже, чем можно подумать. Однако факт остается фактом, рядом с грузным мужиком на различных сборищах всегда присутствовала стройная женщина.
Переводчице Антона Яковлевича недавно исполнилось тридцать лет. Она знала два языка – английский и немецкий, поэтому отправилась вместе с Пыжиковым в Эрфурт. Там Антон Яковлевич зачем-то изучал передовой опыт немецких строителей. Обычному человеку трудно понять, для чего чиновнику нужен чей-то передовой опыт, если он не собирается применять его на практике. Возможно, для того, чтобы подсказать строителям? Мол, в Европе уже давно делают так-то и так-то. Но зачем игра в испорченный телефон, не лучше ли строителю увидеть все своими глазами? Впрочем, Эрфурт – симпатичный город, и качественные товары, особенно известных брендов, здесь намного дешевле, чем в Москве. То есть можно с пользой провести время.
Как и всякий умелый бюрократ, Антон Яковлевич ловко заводил нужные знакомства, и незнание иностранного языка в этом деле ему не очень мешало. В Эрфурте судьба свела его с владельцем крупной строительной компании по имени Гюнтер. Они быстро сошлись, и Гюнтер даже предложил Антону Яковлевичу переехать из гостиницы в один из построенных его компанией социальных домов. Там временно пустовало несколько квартир.
Пыжиков сначала воспринял это предложение как издевательство. Надо же дойти до такого нахальства, селить его в жилье для бедняков, пусть и немецких! Однако из вежливости – глупо с места в карьер отказывать западному миллионеру – согласился на квартиру взглянуть. Антон Яковлевич решил, что на месте доходчивее объяснит Гюнтеру разницу между бедняцкой халупой и номером в четырехзвездочном отеле.
То, что он увидел, заставило его прикусить язык. Пыжиков оказался в просторной двухкомнатной квартире, отделанной без излишеств, но очень качественно. В ванной и туалете сверкал новенький кафель, на кухне стояли добротная мойка и вытяжка. Квартира не шла ни в какое сравнение с российским социальным жильем, возводимым под лозунгом «была бы крыша над головой». И ее уже обставили удобной и приличной на вид мебелью. Правда, Антон Яковлевич так и не выяснил, была ли эта мебель стандартной для социальных квартир или ее установили специально для него. Однако на Гюнтера он больше не обижался и с радостью воспользовался его предложением, которое оказалось далеко не последним.
Вскоре немец отвел гостя в пивной бар, сумев вновь удивить Пыжикова. Но это удивление было обратным тому, которое Антон Яковлевич испытал в социальной квартире. Российский чиновник ожидал, что немецкий миллионер отведет его в роскошное заведение, предназначенное для местной финансовой и управленческой элиты. А оказался в обычном пивном баре, только облюбованном более интеллигентной публикой, чем большинство немецких баров. Здесь не отпускали соленых