Шулякину только это и требовалось. Он собирался бить уголовников их же оружием, наносить внезапные удары до тех пор, пока они не станут обходить торговцев стороной.

Всего за день Стариков успел лучше узнать соседей по палате, услышать о том, как они сюда попали. Если история Якова, как и самого Никиты, была трагическая, то происшествия с Романом и Андреем скорее трагикомическими. Особенно у Андрея.

Его случай можно было, хотя и с натяжкой, назвать примером вреда курения. Одним утром молодой парень вышел на балкон, желая насладиться первой за день сигаретой. Жил Андрей на третьем этаже, и около их дома росла береза. Молодой человек рассеянно дымил, безмятежно глядя по сторонам. В какой-то момент его взгляд упал на крону березы, и всю безмятежность как рукой сняло. На ветви среди листьев в каких-то четырех метрах от балкона лежала банкнота в сто евро. Андрей торопливо докурил и выбежал на улицу. Сначала он хотел тряхнуть дерево, но дул слабый ветерок, который мог унести деньги. А рядом ходили люди, тоже бы вряд ли отказавшиеся от ста евро. Да и вымахала береза будь здоров, не факт, что удалось бы нормально тряхнуть.

Андрей принял единственно верное решение: он полез на дерево. Через пару минут молодой человек оказался на уровне своего этажа. Здесь нарисовалась проблема, которую Андрей упустил из виду. Обзор со ствола был совсем не тот, что с балкона. Пришлось карабкаться выше, даже сломать несколько загораживающих вид веток, испытывая при этом тревожное опасение, что деньги сдует ветром. Но все обошлось. Маленько проредив крону, Андрей увидел сотку, лежащую среди листьев. Оставалось спуститься и взять ее.

Так ему казалось. Но евро лежали далеко от ствола на довольно тонкой ветке. Молодой человек хотел ее тряхнуть, но тут рядом с деревом остановилась компания. До Андрея снизу донеслись голоса. Кажется, у него даже поинтересовались, чего ради он вздумал изображать из себя бурундука-переростка. Но Андрею было не до ответов на дурацкие вопросы. Утвердив одну ногу на основании ветки, а вторую оставив в воздухе, он правой рукой крепко ухватил ствол, а левой потянулся за деньгами. Пальцы застыли в каких-то двадцати сантиметрах от купюры. Будь у него руки, как у гиббона, заветная сотка обрела бы нового хозяина. Оставив ногу на месте, Андрей ослабил хватку ствола и наклонил туловище в сторону купюры. До нее оставалось совсем чуть-чуть, когда ветка треснула и обломилась. Охотник за сокровищами не успел вновь крепко обхватить ствол и полетел вниз. От удара о толстый сук, росший почти у основания березы, Андрея развернуло, он, совсем не желая этого, сделал в воздухе сальто и уткнулся ногами в землю. Инстинктивно он самортизировал удар, отделавшись всего одним переломом и несколькими ушибами. Дальнейшая судьба ста евро для него навсегда осталась тайной.

История Романа оказалась куда прозаичнее. У него в доме расшатались купленные всего два года тому назад табуреты, а один из них грозил вот-вот развалиться. Мужчина решил не уродовать почти новую мебель стяжками, а воспользоваться клеем. И купил на рынке какой-то суперклей, гарантирующий идеальный результат. Он разобрал на части разваливающийся табурет, точно по инструкции смазал, где надо, клеем, соединил, крепко прижал и оставил на час, чтобы хорошенько схватило. По истечении этого времени Роман взгромоздился на починенную мебель. Не для того, чтобы вкрутить лампочку или достать искусственную елку с антресолей, а всего лишь для того, чтобы проверить качество своей работы. Он успел только встать на табурет, и тот развалился, будто его щедро смазали не клеем, а манной кашей. Роман грохнулся на пол, да так неудачно, что оказался в больнице. Он являлся старожилом палаты, находился здесь больше недели и мог бы уже ходить на костылях, но в силу возраста и слабого здоровья оставался лежать в постели. Яков и Андрей пострадали буквально за день до Старикова, так что все больные в палате были лежачими. Они мрачно подшучивали друг над другом, говоря, что надо было с детства учиться ходить на руках, тогда бы исчезли многие нынешние проблемы.

Но главной была проблема свободного времени. Даже для Никиты, хотя Ирина проводила рядом с ним довольно много времени. Но Стариков понимал, как трудно постоянно находиться рядом с прикованным к постели человеком, даже если любишь его. К тому же в сугубо мужском коллективе есть некоторые специфические вещи, которые исключают постоянное нахождение женщины. Какое-то время убивалось разговорами, но они как возникали, так и обрывались, когда пришедшие на ум темы исчерпывались.

Роман единственный из всех развлекал себя чтением. У остальных с этим было сложнее. Андрей, дитя компьютерного века, не ведал такого понятия, как домашняя библиотека. Вот игротека – это само собой, а библиотека – что за фигня? Игроману Якову было жаль тратить деньги на литературу, и даже у Никиты, к его стыду, дома на полке стояло всего десятка два книг, знакомых от корки до корки.

Роман не был жадиной и мог поделиться своими томиками с желающими, но он воспитывался на классической литературе и вкус имел соответствующий. Андрей, попросивший у него что-нибудь почитать, осилил только две страницы «Бесов», после чего захлопнул книгу и удивленно посмотрел на Романа. Он не мог понять, отчего за целый лист убористого текста никого еще не убили, не изнасиловали, не посадили в тюрьму. И вообще, где менты с улицы разбитых фонарей, Саша Белый, Глухарь, куда они все подевались?

Роман попытался упростить Андрею задачу и дал ему «Жизнь взаймы» Ремарка, но и этот писатель оказался слишком многословен для молодого человека. Ему хотелось, чтобы все было, как в его любимых играх: минимум рассуждений и максимум действий за единицу времени.

После этого Ремарк достался Старикову. Никита поудобнее устроился в кровати, раскрыл книгу и даже успел удивиться тому, что паренька с заправочной станции звали Герингом, но вдруг распахнулась дверь и в палату зашел Комбат. Он был мрачнее тучи.

– Борис Иванович! – радостно воскликнул Стариков, отложив книгу в сторону.

– Здравствуй, Никита! Я только что с рынка. Думал поговорить с тобой, а твои ребята сообщили мне о несчастье. Это моя вина, нельзя было оставлять тебя одного.

– Нет, Комбат, я сам дал маху, думал проскочить втихаря, но меня засекли.

Стариков говорил намеками, опасаясь лишних ушей. Вроде его соседи –