— Нет, что-то не хочется, — старательно заговаривал я ему зубы, видя как со спины к нему медленно приближается Берц. Опытный астродесантник знал, что делать, главное тут было — дать ему время приблизиться на такое расстояние, чтобы Алан не смог случайно выстрелить. Пока я держал его внимание, держа его самого на мушке и не давая спустить с меня глаз, он не дернулся бы. — Ситуация у нас с вами патовая. Вы не хотите отпускать Тайвина, я не могу позволить вам его забрать. Выйти с ним и оружием за купол вы не сможете, он перепрограммирован и игломет не пропустит, вы сами такую задачу поставили. А за пределами защиты без оружия какие у вас шансы против целого гнезда суккуб?

Откуда-то из кустов, как по заказу, донеслось характерное шипение и курлыканье. Я хитро прищурился, Алан пытался сообразить, что ему делать, и выхода не находил. Наконец, нехотя он задал вопрос:

— И что вы предлагаете?

Я с чистой совестью пожал плечами:

— Отпустите ученого. Я наложу вето на деятельность «Апостола» в пределах Шестой колонии. А вас отпущу. Даю слово. С полицией и правительством сами разбирайтесь, это уже будет не мое дело. Вы же дали нам шанс, будет честно, если и я вам его дам.

— Какое прекраснодушие! — зло усмехнулся промышленник. — Я согласен.

Осторожно, шаг за шагом мы подошли к посадочной площадке, а параллельно нам крался Берц, ищущий удобный момент для рывка. Оказавшись у двери собственного флаера и решившись окончательно на мои условия, Алан толкнул Тайвина в мою сторону и, не опуская игломет, быстро залез в кабину. Оружие из приоткрытого окна полетело вниз, а флаер стартовал так, будто за ним черти гнались. Сообразительный, зараза, я надеялся с помощью защиты и запрещенного к выходу за ее пределы игломета его задержать.

Бледный ученый неуверенным шагом прошел ко мне за спину и только там позволил себе едва слышимый выдох. Я тоже вздохнул: сейчас немножко отойдет, и надо будет успокаивать, все-таки побывать в заложниках — не самое приятное испытание для нервов.

Берц подбежал ко мне:

— Вот не знаю, ты идиот или прикидываешься.

— Идиот, — вздохнул я еще раз. — Но я слово дал. И жизнь Тайвина мне дороже захвата этого… индивидуума. Пошли противоядие апостольцам вколем, а то и правда загнутся. Ан, Чингиз, связь восстановили? — спросил я в переговорник. В ответ мне послышалось положительное хмыканье. Ну, и то хлеб. — Астродесант вызывайте. И Тони с товарищами.

Я перевел взгляд на бледного, но уже потихоньку приобретающего нормальное выражение лица ученого, и спросил:

— Сможете заняться перепрограммированием шахтных проходчиков? А то мало ли, они могут серьезно навредить экосистеме. Все-таки бесконтрольная добыча ресурсов…

— … уже полтора века как под запретом, — подхватил штатный гений и ответил: — Да, пойду займусь.

— Подождите, — я схватил его за плечо и развернул к себе. Внимательно вгляделся в серые глаза, посмотрел на ладони — те слегка подрагивали. — Вы в порядке? И спасибо за шанс, что вы нам дали. С вашей стороны это было рискованно. Вы настоящий храбрец, с вами можно в разведку идти.

Тайвин довольно блеснул глазами, и приобрел естественный цвет лица, ехидно ответив:

— Вы бы еще предложили с вами и оперативниками снова в поле. Ощущения, я вам признаюсь, незабываемые.

Я рассмеялся и отпустил его — эту историю забыть было невозможно.

Интерлюдия 9

Страх и интеллект среди кремнийорганики

Совместный выход с Тайвином я перенес на следующую неделю — хотелось понять, чего ждать от окружающих, тем более что шеф дал мне целую неделю отгулов. Мотивировал он это тем, что я сделал неоценимый вклад в науку, и мне положена компенсация.

Я особо не стал разбираться, за что поблажка, и постарался использовать отведенное время по максимуму. Каждый день, как на службу, я ходил к ученому, и тот посвящал меня в секреты работы с полевой аппаратурой. От чего-то, к его недовольству, я отказывался сразу — слишком хрупким и громоздким предметам в полевых условиях было не место, а что-то, тот же портативный анализатор, мы дорабатывали.

После научных изысканий я проводил несколько часов неподалеку от точки входа/выхода и все чаще встречал там недовольно сопящих последователей, количество которых росло в геометрической прогрессии. Но гордость им не позволяла напрашиваться, а я демонстративно молчал. На третий день, ни слова не говоря, Макс молча встала за моей спиной. Я улыбнулся, прижался к ее лопаткам — и мы пошли. На четвертый мы шли уже втроем с Романом, на пятый — я выбирал, кто пойдет, в гробовом молчании, но в окружении улыбок.

Потом я шел сдавать накопленное добро, отсыпаться и думать, и неизменной привычкой стало встречать рассвет и провожать закат — ничему меня жизнь не научила. Больше закатные недруги меня не посещали, и странный бойкот, полный молчаливого понимания и улыбок, совершенно меня устраивал.

И я наполнялся мировой гармонией спокойствия, как и хотел. Неделя пролетела незаметно, я великолепно отдохнул и совершенно сбил себе весь режим. Первый тренировочный день после отдыха стал для меня своего рода откровением — оказалось, что пока я дрых счастливым послеполуденным сном, отучившись и отработав от рассвета до обеда, будущие первопроходцы ходили не только на тренировки, но и в поле.

Седовласый, позвав меня после утренней