И привести себя в порядок. Выглядит она, надо полагать, отвратительно, но Кэри сидела, цеплялась за кресло, будто боялась, что стоит подняться и все вновь изменится. Брокк ушел и вернулся с бокалом вина.

– Я не хотела рассказывать столько… – Кэри мяла платок, чистый, он все же хранил запах ее мужа. – Вы, наверное, вправе меня презирать.

– За что?

Он стоял, держал бокал, заслонял окно, глядя в которое Кэри избежала бы необходимости смотреть на Брокка.

– За… за все.

За то, что она не способна ненавидеть Сверра и уж тем паче забыть его. Она ведь хотела, но почему-то не получается.

За игры его, в которых Кэри приходилось участвовать.

За Ригера.

И скандал. Он непременно разразится, потому как Ригер теперь не захочет молчать.

За свадьбу, которой не должно было быть… и за нее саму, выродка.

– Возьмите. – Брокк вложил бокал в ее руки, и стекло было теплым от его тепла. – И выпейте. Ваш брат, уж простите за откровенность, явно был не в себе. Он умер, и выражать соболезнования по поводу этой смерти я не стану. Он причинил много зла, уж поверьте.

Кэри верила.

Знала, пожалуй, лучше, чем кто бы то ни было.

– Но не вам отвечать за его поступки. – Брокк все-таки сел. – И не мне вас судить. И не вам считать себя… выродком. – Он накрыл пальцами перчатку, провел по коже, а потом вдруг снял. – Мне казалось, вы знаете. Все знают.

Левая рука Брокка из рода Белого Никеля была железной.

Кэри завороженно смотрела на металлический остов, тончайшие патрубки, его оплетавшие, на сеть из живого железа… Брокк расправил ладонь, позволяя этой сети растянуться, почти разорваться, и медленно сжал кулак.

– Я избегал вас не потому, что вы мне неприятны. – Он разгибал палец за пальцем, и отблески света скользили по металлу. – Но потому, что весьма у многих мое уродство вызывает вполне естественное отвращение.

Он замолчал. И Кэри не знала, что ответить.

Уродство?

Рука не выглядела отвратительно, скорее уж необычно… и странно… и совершенно…

– Вы ее сделали? – Преодолев робость, Кэри потянулась к железу, но прикоснуться ей не позволили.

– Я. Сначала хотел просто… деревянную, как люди носят, чтобы внимание не привлекать. Неприятно, когда все смотрят, и… первое время я вообще из дому не выходил. – Брокк спешно натянул перчатку. – Но всю жизнь прятаться не выйдет. Вот и пришлось… что-то придумать. Я пойму, если и вы решите держать дистанцию.

– Из-за руки?

Он разглядывал перчатку, и указательный палец правой руки скользил по линии шва. И Кэри следила и за пальцем, и за швом, выполненным жесткой шелковой нитью. Сама кожа тонкой выделки успела растянуться и пойти тонкими трещинами, которые складывались на внутренней стороне ладони в рисунок.

– Вы должны были выйти замуж не за меня.

– Знаю. – Она все еще мяла платок, но слезы исчезли.

– И наверняка вы разочарованы.

Чем?

– Нет, – ответила Кэри. Но ей не поверили.

– Оден куда лучше подходил вам.

– Почему?

Какой-то не такой у них получается разговор. И ужин, о котором Кэри напрочь забыла, остыл. А вот вино согревалось уже от ее собственных рук.

Все было не так, как должно бы, но…

Разве плохо?

– По происхождению. По статусу. По… – Брокк запрокинул голову. – По способности защитить вас… свою семью.

Тень дождя ложилась на его лицо, и кожа обретала синеватый металлический оттенок.

– Дважды я был помолвлен. И обе невесты от меня отказались. Первая – узнав, что моя сестра наполовину альва. Вторая – когда я лишился руки.

– И вы думаете, что и я… – Кэри прикусила губу.

– Вам сложнее, вы не невеста – жена.

– Пожалуй…

Узоры обручального браслета сроднились с кожей.

– Именно. – Брокк краем глаза заметил ее жест и подвинул манжет. Он смотрел на застывшее железо со странным выражением на лице, словно раздумывая, как снять его.

Никак.

К счастью.

– Чего вы опасаетесь? – Кэри не знала, имеет ли право задавать ему такие вопросы.

– Пожалуй, того, что однажды вам надоест быть женой калеки, который ко всему много ниже вас по происхождению. Вам захочется иного. И я не вправе буду вас останавливать. Этот брак обречен, Кэри.

– Потому что вы так решили?

Он поклонился.

– Но… – Кэри проглотила обиду. – Мы… можем попытаться.

– Вам попытка будет стоить нескольких лет жизни, возможно, что не самых неприятных. Мне она обойдется дороже.

– Вы… просто боитесь! – Кэри вскинула руку и пальцы к губам прижала. Нельзя говорить такое!

– Боюсь, – не стал отрицать Брокк и, протянув руку, коснулся ее ладони. Кожа, под ней металл, но кожа все равно теплая, живая. – И поверьте, для этого страха у меня все основания.

– И… что нам делать?

У него красивая улыбка. Печальная только.

– Мы можем попытаться стать друзьями.

Дружить с собственным мужем? Какая нелепость! Но если ему так будет легче.

– И для начала разберемся с Ригером.

Ладонь Кэри дрогнула, и Брокк поспешно убрал руку.

– Он просил пятьдесят фунтов? Заплатите.

– Но…

Ригеру будет мало! И потратив полученное – а Кэри не сомневалась, что пятидесяти фунтов хватит ему ненадолго, – он вернется и попросит больше, и так будет повторяться снова и снова.

– Пейте вино, – велел Брокк.

Он больше не выглядел растерянным и печальным, напротив, улыбка его стала жесткой, а на щеке проступили капли живого железа.

– Пейте. И поймите, я не боюсь скандалов, но мне интересно, сколь далеко готов зайти Ригер… – Брокк упер сложенные щепотью пальцы в подбородок. – Передавая деньги, упомяните невзначай, что я вам не уделяю внимания. Это, к слову, правда, хотя и обязуюсь исправиться. Скажите, что я все время провожу в мастерской. У меня какая-то новая идея, но вы не знаете, какая именно… однако я весьма ею увлечен.

– Вы хотите…

– Я хочу, чтобы вы мне подыграли.

– Если он мне поверит, то… заинтересуется вашей работой?

– Именно. – Брокк наклонил голову, и пальцы уперлись в висок. Темные швы выделялись на светлой коже перчатки. Белели в полумраке манжеты. Поблескивали искры в камнях запонок.

– И если он проявит интерес…

– Я надеюсь, что он проявит интерес. Кэри, я понимаю, что он не самый приятный собеседник и ты бы хотела избавиться от него поскорей, но… потерпи. Пожалуйста.