вожди[494]. Далее Йуханна ал-Асад разоблачает легковерие местных жителей: они верят, что именно в Массе Иона был извергнут китом и что, благодаря божественному вмешательству, любого кита, проплывавшего мимо священного здания, выбрасывает на берег. (А все из‐за того, что китовые кости использованы для балочного перекрытия в мечети[495].)

В своей «Географии» Йуханна ал-Асад не заявил открыто об опасностях влияния эсхатологического импульса на тогдашние мировые конфликты, но сделал это косвенно, поставив под сомнение двух мнимых Махди прошлого. Оба они были крупными политическими фигурами, которые оставили о себе сомнительную память в истории династий Маринидов и Ваттасидов. Одним из них был Мухаммад ибн Тумарт (ум. 524/1130), уроженец Анти-Атласа. Совершив несколько путешествий в поисках знаний, Ибн Тумарт вернулся в Магриб с крайней унитарной концепцией Бога, лишенного тех антропоморфных качеств, которые приписывали ему богословы Альморавидов. Он провозгласил Коран и деяния Пророка и его сподвижников единственным источником истинного закона, чистого от маликитских наслоений и неверных прочтений факихами. Не ускользнули от его внимания и современные нравы: его проповеди осуждали употребление вина, появление непокрытых[496] женщин среди мужчин на улицах Марракеша, музыкальные инструменты. Вскоре Ибн Тумарт объявил себя потомком Пророка и заставил своих последователей признать, что он и есть ведомый Богом Махди всех мусульман. Будучи главой политико-религиозного движения, сосредоточенного в горах Высокого Атласа, ал-Махди послал своих соплеменников из племени масмуда, как отряд воинов Аллаха, на войну против Альморавидов. После его смерти его верный ученик Абд ал-Мумин завершил эту борьбу и стал халифом-основателем династии Альмохадов. Имя Махди звучало на пятничных богослужениях и украшало монеты Альмохадов многие десятилетия[497].

Йуханна ал-Асад ничего не пишет об учении ал-Махди: его он, вероятно, рассматривал специально в не дошедших до нас книгах по истории и мусульманской теологии, несомненно, порицая враждебность Ибн Тумарта к маликитскому праву. В «Географии» он идентифицирует ал-Махди просто как бербера племени масмуда, проповедника и воина-горца, имеющего преданных учеников, и не упоминает о возможном происхождении его от Пророка. То, что Ибн Тумарт опирался на племенной институт для избрания первого альмохадского халифа, было «новым обычаем в законе Мухаммада» — выражение, которое предполагает порочное нововведение, или бидаа, осуждаемое законоведами.

При описании города Тинмель в Высоком Атласе, столицы Махди, где находится его священная гробница, Йухан­на ал-Асад открыто отмежевывается от претензий Ибн Тумарта. Мечеть там прекрасная, но жители воображают себя сведущими в учении Ибн Тумарта и самонадеянно спорят о нем с каждым встречным чужестранцем, — пишет он, — а учение их «еретическое и порочное». Йуханна ал-Асад, несомненно, думал при этом о претензии Ибн Тумарта на то, что он «непогрешимый имам», то есть Махди, а это, по словам Ибн Халдуна, отдавало шиизмом и ересью[498].

Другим воином с мессианскими претензиями, которого описал Йуханна ал-Асад, был Убайдалла Саид (ум. 322/934), глава дуалистического исмаилитского направления ислама, являющегося ветвью шиизма. Исмаилиты — пишет он — взяли свое имя от Исмаила, который умер, не успев стать седьмым имамом, и почти двести лет секта ждала, когда один из его потомков, скрытых имамов, публично выступит в качестве ведомого Богом халифа. Убайдалла утверждал, что он и есть скрытый имам, указывая на свое происхождение от дочери пророка, Фатимы. Он приехал из Сирии в Магриб, чтобы присоединиться к одному единомышленнику, который успешно обратил в свою веру берберов племени кутама и отвоевывал земли у мусульманских правителей-суннитов. Объявив себя Махди, Убайдаллах возглавил движение, построил себе столицу — новый город Махдия в Тунисе — и основал государство, где господствовали шиитские доктрины, а учение маликитов было запрещено. На момент его смерти попытки Фатимидов установить контроль на западе Магриба потерпели неудачу, но зато его преемникам предстояло покорить Египет[499].

Описывая крепость в Махдии, Йуханна ал-Асад называет Убайдаллаха «еретическим халифом» и, подобно предшественникам, оспаривает его генеалогию[500]. Убайдаллах пришел в Кайруан в Тунисе под видом паломника — пишет он — и внушил местным жителям, что он потомок Мухаммада. Стремясь завоевать их доверие, он объявил себя «Махди, халифом, ведомым верным путем», и они восстали против своего губернатора и сделали его своим владыкой. Но рассказ Йуханны ал-Асада заставляет сомневаться, что перед нами человек, «ведомый верным путем»: власти Сиджилмасы бросили Махди в тюрьму, откуда его спас тот самый воин, при поддержке которого он и был признан халифом (то есть первый проповедник исмаилизма); но, вернувшись благополучно в Кайруан, Махди велел убить своего благодетеля. Словом, Махди был «злобным человеком», а правление его — «тираническим и несправедливым»[501].

Подозрительным отношением Йуханны ал-Асада к мессианским фигурам, вероятно, отчасти объясняется поразительное заявление об Александре Македонском в «Географии Африки»: «Александр Македонский был пророком и царем, согласно нелепому высказыванию Мухаммада в Коране»[502]. Александр — великий герой исламских преданий, так же как и христианских и иудейских. Для мусульман Искандер был завоевателем мира, подготовившим путь для откровения ислама. Кроме того, некоторые — хотя и не все — религиозные ученые и народ в своих представлениях отождествляли его с фигурой Зу-л-Карнайна, именуемого «обладателем двух рогов» или «двух времен», в коранической суре Пещера (18: 83–101). Следуя божественному предначертанию, Зу-л-Карнайн пошел походом далеко на запад, а затем направился на восток, дошел до места, где жил «народ, который едва мог понимать речь». Они попросили у него защиты от нечестивых Гога и Магога, и он воздвиг стену из железа, чтобы уберечь их до Судного дня, когда прозвучит труба и геенна разверзнется перед неверными[503].

Мусульманские географы помещали эту стену в центре Азии[504]. Религиозные ученые интерпретировали ее как метафору закона, или шариата. В любом случае Зу-л-Карнайн создал защиту от сил хаоса для уязвимых человеческих обществ. Таким образом, те, кто отождествлял Искандера с Зу-л-Карнайном, могли рассматривать греческого царя не только как завоевателя мира, но, возможно, и как пророка и уж точно как персонаж одного ряда с Махди и с Иисусом, которые занимали центральное место в эсхатологической драме конца времен[505].

В следующей главе мы рассмотрим дебаты среди улемов о возможностях и роли Искандера, но здесь хочется подчеркнуть следующее: сомнения Йуханны ал-Асада отчасти питались его сдержанностью в отношении эсхатологической версии всеохватной священной войны, но подкреплялись тем, что он видел и слышал в Италии. Карл V, после своего избрания императором Священной Римской империи, был назван вторым Карлом Великим и призван исполнить пророчество о всемирном господстве христианства. Он пообещал «пойти против неверных» и вернуть христианам Гроб Господень в Иерусалиме. Султан Селим, одержавший победу в