Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вскоре после этого в Фесе ал-Магили получил отпор от законоведов и был изгнан из города. Хотя некоторые из судей, и в том числе ал-Ваншариси, в дальнейшем — учитель ал-Ваззана, поддерживали снос синагог на том основании, что их нельзя строить в городах, основанных мусульманами, они были обеспокоены последовавшим затем кровопролитием и заявлением ал-Магили, что любой мусульманин, который не согласен с ним, а тем более торгует с евреями — «неверный». В опровержение призывов ал-Магили к расширению джихада служители закона могли привести стихи Корана и маликитский текст, гласившие, что на людей Писания идут войной только тогда, когда те, отказавшись от обращения в ислам, откажутся также платить специальный налог с иноверцев. Таким образом, война против евреев оазиса Туват являлась нарушением шариата[478].
А как насчет других объектов джихада? «Ученые согласны, что со всеми многобожниками следует бороться», — сказал Ибн Рушд (Аверроэс) столетиями ранее в своем юридическом справочнике, — но и тогда — продолжал он — по крайней мере, маликитская школа готова предложить им статус плательщиков подушной подати, если они откажутся от обращения. Что касалось тех случаев, когда мусульманского правителя обвиняли в том, что он неверный (кафир), прежде чем напасть на него, то это была старая история в Мире ислама[479]. Мы уже видели, что через несколько лет после своей войны против евреев ал-Магили дал впечатлительному сонгайскому императору Аскиа Мухаммаду одобрение на поход против мусульманских правителей, которых обвиняли в «смешении», то есть в позволении подданным смешивать ритуалы и обряды неверных с обрядами ислама. Но и здесь не было единодушия. Осуждаемые амулеты и талисманы знаменитый египетский ученый ас-Суйути считал приемлемыми, «если в них не было ничего предосудительного». «Нет ничего плохого, — говорится в одном руководстве маликитов, — в том, чтобы защищать себя с помощью амулетов от сглаза и других подобных вещей, а также в произнесении защитных формул… Это хорошо — вешать на шею амулеты, содержащие стихи из Корана»[480].
***
Йуханна ал-Асад резко высказывался в адрес мусульманских общин, в целом плохо знакомых с истинной практикой ислама, однако, по его мнению, им нужны были для просвещения имамы и кади, а не воители за веру[481]. Что касается еврейских общин, то в «Географии» он пишет о евреях и хорошее, и плохое, но всегда как о настоящих африканцах и как о группе, с которой он сам имеет связи. Он ходил с евреями в торговые караваны, беседовал с ними во время своих путешествий. Он восхищался воинственными евреями-караимами, которых видел в горах Атласа, хотя законы в отношении зиммиев строго запрещали им верховую езду. (Конечно, другие африканские евреи считали караимов еретиками, поскольку те отвергали авторитет раввинов и следовали своей собственной интерпретации Пятикнижия.) «Евреев очень не любят в Фесе», — комментирует он, упоминая требование, чтобы они носили на ногах тростниковые тапки, а не туфли, но видел он и то, как Мухаммад ал-Буртукали охотно принимал у себя при дворе богатых еврейских беженцев из Португалии, а одного из них отправил с посольством к португальскому королю в 914/1508 году. Считают, что еврейские беженцы привезли сифилис из Испании? Но мусульманские беженцы из Гранады также принесли с собой эту болезнь. Евреев Аземмура обвиняют, что они сдали свой город португальцам? Но в соседнем Сафи коллаборационистами оказались мусульмане[482].
Словом, к своей книге «О мужах, считавшихся знаменитыми среди арабов» Йуханна ал-Асад прибавил несколько «Мужей, считавшихся знаменитыми среди евреев»: эти пятеро, в том числе Моисей Маймонид и поэт Ибрахим ибн Сахл, были названы врачами и философами — это традиционные профессии для евреев, включаемых в арабские биографические словари, — и все они имели некоторую связь с Северной Африкой и ал-Андалусом[483].
Книга о «знаменитых мужах» завершается биографией Харуна бен Шем Това, еврейского вазира последнего султана Маринидов Абд ал-Хакка (ум. 869/1465). «Родившийся в самой знатной еврейской семье Феса», Харун был астрологом — говорит Йуханна ал-Асад, приписывая ему умение, к которому мусульманские правители часто прибегали, обдумывая планы на будущее. Султан Абд ал-Хакк был неспособен к правлению — до такой степени его с детства подавлял вазир-мусульманин. Харун посоветовал султану убить вазира, что и было сделано, после чего султан назначил еврея своим вазиром — объясняет Йуханна ал-Асад — отчасти для устрашения, чтобы обуздать жителей Феса. После шести лет управления Харуна, когда султан однажды отлучился из города, «жители Феса восстали и перебили евреев. Когда весть об этом дошла до лагеря [султана], военачальники и знать поднялись против султана и убили Харуна». Абд ал-Хакка покинули его солдаты, его привезли обратно в Фес на муле, толпе напоказ, и перерезали ему горло[484].
Йуханна ал-Асад не приводит подробностей о борьбе за власть и о недовольстве, которые привели к этому восстанию: например, о том, что род вазира, помыкавшего султаном Абд ал-Хакком, искони принадлежал к Ваттасидам, потомкам которых наш автор и его дядя служили дипломатами, или что шерифы Феса были разгневаны решением султана отменить освобождение от налогов для них и их семей[485]. Я лишь подчеркиваю, что Йуханна ал-Асад, занимая, по своему обыкновению, позицию нейтралитета, не высказывается прямо против убийства вазира и не ссылается на великого суфия Заррука, который в то время решительно выступал против нападения на фесских евреев. Но не высказывается он также и в пользу убийств.
Более того, описанная им связь между убийством еврейского вазира и убийством законного султана, действительно, наводит на мысль о небеспричинности такого насилия. Вот для контраста слова египетского юриста, путешествовавшего по Магрибу как раз в то время, когда произошло восстание: «Этот еврей достиг права приказывать и запрещать в королевстве Фес… Этот проклятый человек дал волю всем порокам, грехам и злоупотреблениям. Благодаря его действиям усилилось господство евреев над мусульманами Феса». Когда один из родственников Харуна набросился с оскорблениями