— А вот еще через год.

Отворачивается, хватаясь за горло.

— Мне идти надо, — вздыхаю я.

Вытаскиваю фотку, где Сэму лет тринадцать. Ищу такую, где похож на себя маленького. Но и на взрослого тоже похож уже. Кладу ей на кровать, изображением вниз. Если меня за это распнут ее врачи, я готова. Даже оправдываться не буду. И если Решетов старший поганой метлой погонит из дома — уйду с чувством выполненного долга. Кто-то должен был это сделать.

— А Вы ему ничего не хотите сказать? Он в больнице сейчас. Ему плохо очень. Может пару слов на диктофон, а я передам ему запись.

— В больнице? А что с ним? — шепчет она убито.

— Голову разбил. Но всё будет хорошо. Ему просто одиноко без мамы там среди врачей. Вот…

Вкладываю ей в руки свой телефон, с включённым диктофоном.

— Я в туалет у Вас пока сбегаю, а Вы ему скажите что-нибудь. Пару слов!

Когда возвращаюсь из туалета. Она горько плачет с телефоном в руках.

— Тсс… не надо плакать, пожалуйста! — уговариваю я её. — А то меня к Вам больше не пустят. А я в следующий раз приеду, если хотите. Еще фото Сёмы привезу или видео. И расскажу про него. Хотите?

Всхлипывая кивает.

Еще оставляю на её кровати его робота рядом с фоткой.

— Не забывайте про него! Он всё время о Вас помнит! А пирог доешьте и чай допейте. Обязательно. Ладно?

— Ладно…

Сбегаю. Отдышавшись, сажусь в машину.

— В школу? — уточняет Константин.

— Нет. В больницу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Семён

— О, фак… — не открывая глаз онемевшими руками тянусь к лицу. И вздрагиваю от ощущения, словно кто-то чужой касается его холодными руками.

Держась за гудящую голову с трудом присаживаюсь.

Где я?

Палата… Не наша школьная. Больница?

Выглядываю в окно. Я знаю эту клинику. Попадал уже сюда с переломом.

Воспоминание, как взбесились лошади обрушивается на меня.

— Ася.

Придерживаясь за стенку, прямо в трусах выхожу в коридор.

— Вы зачем встали?! Немедленно ложитесь! — медсестра встаёт со стула, преграждая мне путь.

Перед глазами картина, как кобыла встаёт над Агнией на дыбы, и копыта обрушиваются вниз. Дальше не помню нихрена. Только ощущение животного страха перед массивностью коней и их паникой.

Если меня сюда привезли, то и Асю наверняка тоже.

— Устинова Агния где лежит?

Хоть бы пронесло…

— Вам нельзя ходить. Вернитесь в палату.

— Я вопрос задал! Где девочка, что со мной привезли? — упрямо стою на месте, упираясь ладонью в стену.

— Я не знаю. К нам в отделение не привозили.

— А куда? Телефон дайте!

— Ложитесь немедленно. У Вас черепно-мозговая!

— Телефон дайте мне! — рявкаю я.

Надо Вере звонить. Ей должны были сообщить и про меня и про Асю.

Колени дрожат от слабости. Беспомощно оглядываюсь.

В мою сторону быстро идут какой-то врач и санитар.

— Успокойтесь, пройдите в палату, я Вас осмотрю. С Вами произошёл несчастный случай… — втирает мне врач.

— Мне телефон нужен срочно! Вы оглохли тут все что ли?!

— Успокойтесь… — раскрывает примиряюще ладони. — Найдём телефон.

В руках у санитара шприц.

— Нужно уколоть успокоительное…

— Э… не надо мне колоть ничего. Телефон дайте просто мой! Девушка тоже там в конюшне была, понимаете? И еще два парня. Как они?

— Найдём Вашу девушку. Ложитесь!

— Да я сам найду, — от раздражения на них и страха за Агнию начинаю бычить я. — Телефон дай!

От слабости я весь мокрый. Стираю со лба пот. И глаза натыкаются на чёрные буквы от запястья идущие по предплечью.

Удивлённо отвожу руку, читая надпись.

"Я скоро приеду. Слушайся врачей и не своевольничай. Ася".

От облегчения мои напряжённые плечи тут же обмякают.

Мне протягивают какой-то телефон.

— Нет, спасибо. Не надо. Нашел уже…

Возвращаюсь в палату, пряча улыбку. Еще раз смотрю на предплечье, прикасаясь пальцем к сердечку.

Тормознув в дверях, разворачиваюсь.

— Девушка сейчас ко мне приедет. Пропустите обязательно. И чай принесите. Пожалуйста.

Падаю обратно на кушетку.

Выпиваю стакан чая, и позволяю врачу осмотреть меня.

За это маленькое сердечко Устиновой, я так и быть, готов побыть послушным пациентом.

Кусают губы, чтобы не лыбиться как придурок.

Врач водит фонариком.

Я морщусь, зажмуриваясь.

— Сотрясение у тебя. Тошнит?

— Нет. Башка болит только. Дайте обезболивающее…

Мне приносят таблетку и воду.

Свет раздражает глаза, усиливая головную боль. Притушив его немного с панели на кушетке, закрываю глаза.

Сердечко от Устиновой… Неужели? Хоть татушку делай! Смоется ведь.

С ней всё в порядке, это самое главное.

От расслабленности быстро выключает. Сквозь сон слышу, как тихо пододвигает стул к кушетке. И садится рядом. Точно знаю, что это она.

Во-первых, больше некому. А во-вторых, запах ее…

Ложится щекой мне на плечо. Мне тепло, спокойно и кайфово. Словно мир вокруг снова начинает обретать смысл, глубину и какую-то почву. Ощущение брошенного беспомощного щенка, которое бесило все эти годы и заставляло огрызаться, как взрослый пёс, неожиданно растворяется. И мне хочется побыть немного щенком еще. Поиграться с ней… Не так как с Тиной. Без всего вот этого — пошленького и горячего.

Просто… тепла, близости и беззаботности. Смеха её хочется…

Спасибо, что не случилось ничего страшного!