как и все остальные. Но позже он начинает видеть в ней жертву жестокости мужа, в молчаливом соучастии в его ударах, властвовании, приказах.

Так это продолжается на протяжении долгого времени.

Потом, однажды, он оказался с ней наедине. В тот день его сильно избили — в наказание за какое-то воображаемое непослушание. Когда остальные покидают комнату, он остается, перевязывая свои раны с заученной рутиной того, что он делал тысячу раз до этого и будет делать еще тысячу раз.

Она тоже остается.

Она не говорит ни слова. Она просто берет у него бинты и обматывает ими раны, до которых он не может дотянуться.

Сначала он отстраняется, но она мягко настаивает. В конце концов, он сдается. Когда она заканчивает, она встает и уходит, не сказав ни слова.

Он забыл, каково это. Доброе прикосновение. Это больнее, чем можно подумать. Он чувствует ее руки на себе до конца ночи. Это пугает его, потому что теперь он знает, что не сможет этого забыть.

Все началось именно с этого.

Они сближаются на протяжении месяцев и лет, утешая друг друга после жестокости короля. Проходят месяцы, прежде чем они начинают разговаривать друг с другом. Но слова имеют меньшее значение, чем доброта. Черта была перейдена в ту первую ночь, в то первое нежное прикосновение.

Все последующее кажется неизбежным.

В темном мире глаза естественным образом находят свет. Она становится самым ярким существом.

К тому времени, когда их молчаливые встречи превращаются в блуждающие разговоры, они уже давно прыгнули с обрыва.

К тому времени, когда он впервые целует ее, рот которой все еще испачкан кровью от руки ее мужа, они уже мчатся к земле.

К тому времени, когда они занимаются любовью, они так отчаянно нуждаются в связи, что их даже не волнует неизбежный крах.

Глава 29

Орайя

Время шло в обыденно и спокойно.

Казалось глупым, что это дом ощущался таким пустым без Райна. Мише постоянно болтала, и была особенно разговорчива теперь, когда я была ее единственным спутником, по крайней мере, единственным, кто действительно с ней общался, ибо охранники Кетуры всегда оставались неподвижными. И все же я не могла избавиться от ощущения недостающего кусочка головоломки, тишины между вдохами, которую хотелось бы заполнить.

Мы влились в легкую рутину — исцеление, тренировки, отдых, и опять все по новой.

Мише была хорошим учителем, хотя тренировки с ней слишком напоминали мне время, которое мы провели вместе, работая над магией во время испытаний Кеджари. Тогда Мише была только одной частью моего обучения. Второй частью был Винсент, чей стиль преподавания был противоположен ее стилю во всех отношениях — жесткие команды и контроль в противовес каждому случаю, когда Мише твердила о раскрытии сердца и души. Возвращение к одному без другого подчеркнуло форму его отсутствия… рану, которая, в отличие от ран на моих крыльях, казалось, никогда не заживет.

Во время отдыха мы изучали кулон. Мише была не только талантливым магом, но и хорошо разбиралась в колдовстве и в истории магии. И все же, даже вдвоем мы не могли понять, что это за штука и что она делает. Я была единственной, кто мог прикоснуться к ней, хотя это было не особенно приятно, ведь присутствие Винсента ощущалось слишком близко, даже ближе, чем его меч. Мише удалось выяснить, что это всего лишь часть чего-то большего — возможно, ключа, или компаса, или устройства, предназначенного для усиления силы чего-то другого. Не сама по себе сила, рассуждала она, а нечто, предназначенное для высвобождения другой. Но даже эти мысли были всего лишь догадками, которые, к сожалению, были основаны не только на удаче, но и на фактах.

На закате и на рассвете Мише ухаживала за моими ранами, которые с каждым днем заживали всё лучше и лучше. Ни одна из процедур не была такой болезненной, как та первая. Ни одна, к счастью, не была такой… приятной.

Однажды, наблюдая за оставшимися ранами, она заметила:

— Ты выглядишь уже намного лучше! Это средство, должно быть, стоило того, через что пришлось пройти Райну, чтобы достать его.

— Через что ему пришлось пройти? — спросила я.

— Его было нелегко найти. Но он был полон решимости. — Пауза, затем, более неуверенно: — Он так волновался. Мы думали…

Я думал, что потерял тебя, сказал Райн, и от этих слов у меня по коже пробежала дрожь.

Мне вдруг стало очень неуютно от этого разговора.

— Он должен защищать наиболее важные вещи, — пробормотала я, хотя слова были горькими на вкус — хотя я знала, что это неправда.

Мише вздохнула, обрабатывая последнюю рану на моем левом крыле.

— У Райна много недостатков, Орайя, — сказала она, — но он умеет любить.

Я не знала, что на это ответить.

Я не была уверена, что это значит, я вообще не могла ни о чем думать.

— ТЫ мешаешь своей силе, — сказала Мише в пятнадцатый раз за этот день. Я стиснула зубы и постаралась не обращать на нее внимания.

С тех пор как я получила свой знак Наследника, моя магия стала, несомненно, более мощной. Я чувствовала, как она постоянно пульсирует под моей кожей. Но с этой силой пришло и больше непостоянства, которое раннее мне не доводилось контролировать. Как будто каждый раз, когда я использовала ее, мне приходилось обращаться к чему-то болезненному.

Сейчас давление нарастало, становилось все острее и острее, как лезвие, медленно рассекающее кожу.

— Продолжай, — сказала Мише. Ее голос отдалялся от шума крови в моих ушах. — Не отпускай!

Бусинка пота стекала по моему носу. Несмотря на команды Мише, я все еще слышала голос Винсента рядом со своим ухом: Сосредоточься. Контроль. Сила воли.

В последнее время его голос подобен незваному гостью.

Ночной огонь шипел и ревел, угрожая либо выйти из-под контроля, либо совсем угаснуть, а я балансировала на грани между отключением и падением в яму эмоций, которым не могла противостоять.

Куда ты хочешь, чтобы я пошел? прошептал Винсент. Я — часть тебя. И разве не этого ты всегда хотела?

Когда-то я не хотела ничего, кроме как быть частью Винсента. Даже сейчас какая-то часть меня все еще хотела этого, даже зная, как он лгал мне, зная, что он сделал с моей семьей и его семьей, зная, какую жестокость он веками применял к таким же людям, как я.

Мне было стыдно за это.

Стыдно? сказал Винсент. Я сделал тебя такой, какая ты есть,