сказал Райн. Так нарочито непринужденно, во всех смыслах, которые говорили мне, что в этом разговоре нет ничего непринужденного.

Вейл отложил вилку. Он застыл, не моргая глядя на Райна.

— Лилит — чужестранка и Обращенная, — сказал он между зубами. — Это не политический брак высокого ранга, как ты думаешь.

— К сожалению, — сказал Кейрис, — это лучшее, что у нас есть.

Глаза Вейла, янтарно-золотые, переместились на меня.

— Действительно? А как же свадьба самого короля, которую мы могли бы отпраздновать?

Расчетливая незаинтересованность Райна спала, как сброшенный плащ. Он сел прямо.

— Это, — сказал он, — не вариант.

И слава гребаной Матери за это. Я скорее убью себя, чем окажусь в центре такого зрелища.

В любом случае, все за столом знали, что это была бы ужасная идея. Я не отличалась большим политическим умом, но даже я знала, что представлять мой брак с Райном как нечто иное, чем прямой и устоявшийся, было бы ошибкой. Тот факт, что я все еще дышу, уже ставит под сомнение способность Райна править.

И кроме того, я должна была быть чем-то ближе к рабыне, чем к жене. Я не награда, которую нужно прославлять, а враг, которого нужно унижать.

Даже Вейл знал это. Он слегка поморщился, будто мысленно готовясь к ответу.

— И ты прекрасно знаешь, почему. — Голос Райна был суров, не оставляя места для возражений. — Это не аргумент. Ты сделаешь это.

Самообладание Вейла ненадолго отразилось на его лице, но самообладание взяло верх.

— Ты знаешь, какие они. Я отказываюсь класть Лилит к их ногам.

Райн издал отрывистый смех, такой жестокий и злобный, что я почувствовала его в позвоночнике.

— Они? — прошипел он. Внезапно он поднялся на ноги, положил ладони на стол, глаза горели ярче пламени. — Ты один из них, Вейл. Я видел, как ты был одним из них на протяжении большей части гребаного века. И тогда у тебя не было проблем с их поведением. Но теперь у тебя есть Обращенная жена, так что же все изменилось? Теперь это задевает и тебя, так что тебя можно перевести в опекуны? Не корми меня этим дерьмом.

Здесь нет спектаклей. Все было по-настоящему. Более реально, как я подозреваю, чем того хотел Райн.

Тело Вейла было напряженным. Напряжение натянулось в воздухе, и все мы балансировали на его грани. Я была наполовину уверена, что Вейл собирается броситься через стол на Райна. Мои руки инстинктивно потянулись к клинкам что было нелепостью, ведь что я собиралась делать, прыгать на защиту Райна?

Но тут Лилит вскочила на ноги, разрушив бездыханную тишину.

— Остановитесь, — сказала она. — Это глупая ссора.

Я не ожидала этого. Мои брови вскинулись без моего разрешения. Мише издала смешок, который казался в основном непреднамеренным.

Лилит оглядела стол, прежде чем ее взгляд остановился на Райне.

— Это нужно Дому Ночи?

Гнев исчез из выражения лица Райна, когда он посмотрел на Лилит.

— Да, — сказал он, голос сразу стал мягче. — Иначе я бы не стал этого делать. Даю слово.

Здесь тоже не было лжи. Это была правда. Это должно было удивить, ведь король вампиров разговаривал с бывшим человеческим чужеземцем с большим уважением, чем со своим высокопоставленным благородным генералом. И все же это ничуть не удивило меня.

Лилит обдумала это, медленно кивнув.

— Я не боюсь, — сказала она.

Вейл схватил ее за руку, пытаясь усадить ее обратно на свое место.

— Лилит…, - начал он.

Но, несмотря на ломаный обитрэйский, тон Лилит был полон решимости, а ее взгляд не отрывался от взгляда Райна.

— Если это то, что нужно Дому Ночи, — сказала она, — то мы сделаем это.

Глава

31

Райн

Мне нравилась Лилит. По крайней мере, у нее были яйца. Они помогли ей встать и высказаться перед кучей вампиров, говорящих на языке, который она едва знает.

После ужина все разошлись по своим комнатам. Вейл остался сидеть рядом с Лилит, обхватив ее руку своей. Какое-то время я наблюдал за ними.

У меня были свои предположения, когда Кейрис сказал мне, что Вейл возвращается из Дхеры с совершенно новоиспеченной невестой из Обращенных. Я уже видел эту историю. Нет, большинство вампиров не решались жениться на своих подопечных, но это мало что меняло в моем сознании. Дать кому-то вечную жизнь, а потом взять от него все, что захочешь. Вечность рабства, секса, преданности.

Я знал эту историю очень и очень хорошо. Особенно когда ее писали такие, как Вейл.

Даже если, как мне кажется, он действительно любил ее. Признаться, я этого не ожидал.

Я подошел к ним сзади в коридоре, где Вейл шептался с Лилит на дхеранском.

— Не возражаешь, если я вмешаюсь?

Взгляд, которым одарил меня Вейл, вероятно, использовался, чтобы потрошить непокорных воинов на поле боя.

— Конечно, — сказал он.

— Кетура хотела поговорить с тобой.

— Это может подождать?

Я улыбнулся.

— Лучше не заставлять ее ждать. Она может укусить.

Если отбросить отговорки, это было правдой.

Вейл взглянул на Лилит, и я сказал:

— У меня есть несколько минут. Я могу проводить Лилит обратно в ее комнату.

Он все еще не двигался.

Вполне справедливо, что Вейл защищает свою жену и он был прав. Но подозрение в его выражении лица выходило за рамки типичного собственнического поведения молодоженов. Возможно, это вполне уместное подозрение для того, кто так долго жил при дворе Некулая, пусть и совсем в другом ключе, чем я. Некулай забрал все себе, и неважно было ли это сделано добровольно или нет.

Можно было бы подумать, что это немного приятно, когда на тебя с такой настороженностью смотрит дворянин. Вместо этого мне стало не по себе.

— Она будет в безопасности, — сказал я. Немного улыбки и искреннего заверения. — Обещаю.

Неохотно и с легким кивком Лилит, Вейл ушел.

Я жестом указал на коридор, и мы с Лилит молча отправились в путь.

Она определенно была необычной женщиной. Я сдержал недоуменную улыбку, когда она на протяжении нашего перемещения по всему первому коридору пристально смотрела на меня не просто обычными любопытными взглядами, а действительно пристально взирала, и совершенно ничего не делала, чтобы скрыть это.

— Ты врежешься в стену, если не будешь смотреть, куда идешь, — сказал я на дхеранском.

И она чуть не врезалась в стену.

Она улыбнулась.

— Вы говорите на дхеранском.

— Немного отвык без практики, — сказал я.

Богиня, я не говорил на родном языке несколько веков. Слоги теперь неуютно ложились на язык. Может быть, потому, что, произнося их, я чувствовал себя совсем другой личностью.

Ее брови опустились, словно