внимания. Поиски велись и на территории работного дома, чья межевая стена проходила рядом с домом Споллинов. Мистер Гай распорядился скосить близлежащее поле и перекопать подземные участки Бредога в надежде найти пропавший ключ, но, несмотря на все эти усилия, он так и не был обнаружен. Сам суперинтендант на слушании не присутствовал и большую часть дня провел с королевским адвокатом, записывая показания Мэри Споллин.

Она была гораздо спокойнее, чем в предыдущий день. В ходе разговора, продолжавшегося несколько часов, она рассказала свою историю более подробно, прояснив несколько вопросов, которые не давали покоя детективам. Среди прочего речь шла о том, как именно убийца проник в кабинет мистера Литтла. Мэри рассказала следователям, что ее муж знал, что кассир часто остается один в рабочее время, а поскольку он недавно покрывал лаком новый защитный экран, то хорошо знал планировку помещения. Вечером 13 ноября он спрятался в углу затемненного коридора, ожидая удобного случая. В какой-то момент Джордж Литтл вышел из своего логова в туалет напротив, оставив дверь незапертой. Споллин проскользнул внутрь и спрятался за стойкой. Прошла минута-другая, прежде чем кассир снова появился, повернув за собой ключ в замке. Комната была слабо освещена газовой лампой, стоявшей на столе, и мистер Литтл не заметил посетителя, так как сразу сел за стол, чтобы продолжить работу.

«После этого оставалось лишь прикончить его», – эти леденящие душу слова миссис Споллин приписывала своему мужу. Забив свою жертву до смерти и перерезав ей горло, Споллин собрал в ведро столько денег, сколько мог унести, и через окно на черной лестнице выбрался на крышу. Затем он прошел по дощечкам и спустился по ранее установленной им лестнице в туалет, предназначенный для пассажиров третьего класса. Там находился писсуар, представляющий собой глубокое корыто с постоянно текущей водой, в котором он смыл кровь с рук. После он вышел на платформу. Станция была еще оживленной, но не слишком освещенной, и никто не обращал внимания на одинокого рабочего в спецовке и с ведром в руках.

Споллин вышел из здания и уже пересекал погрузочный двор, когда с ужасом осознал, что оставил на столе мистера Литтла свой бумажник. Если бы его нашли, то ему пришел бы конец, ведь в нем было его имя и все подробности о его работе в здании. Выхода не было – пришлось вернуться тем же путем: подняться по лестнице и забраться в кабинет кассира, чтобы забрать бумажник. Миссис Споллин предположила, что он, должно быть, размазал по нему кровь, поскольку бумажник он сжег вскоре после этих событий.

Она также утверждала, что ее муж не сразу разложил деньги по тем тайникам, где они были впоследствии обнаружены. Рядом с одним домом, пустым и почти бесхозным, находилась старая кузница. Споллин принес высокую лестницу, прислонил ее к стене этого здания и забрался на его крышу. Затем он горизонтально вбил железный штырь в дымоход изнутри и подвесил к нему ведро. Благодаря этому ведро не было видно с земли, однако что-то в этом оригинальном решении, видимо, его насторожило, так как через несколько ночей он все же разложил содержимое ведра по мешочкам.

Именно тогда Споллины и спрятали свертки у стены работного дома и под уборной. Большую часть серебра поместили в холщовый мешок, который они спрятали в баке для воды – том самом, из которого машинисты заправляли котлы своих локомотивов – неподалеку от своего дома. В начале декабря, встревоженный непрекращающимися полицейскими обысками, Споллин вспомнил о пустой плетеной корзине на чердаке над столярной мастерской: он знал, что она лежала без дела уже два года и детективы ее не трогали. Поняв, что там можно хранить деньги и при необходимости спокойно доставать из нее небольшие суммы, следующим утром он встал пораньше, достал мешок из бака с водой и незаметно спрятал его в корзине.

Лишь по чистой случайности Брофи наткнулся на него всего два дня спустя. Такова была версия событий, рассказанная Мэри Споллин, и, хотя суд не мог ее принять, детективам теперь было с чем работать. В ее показаниях были детали, которые могли оживить память какого-нибудь свидетеля или которые мог подтвердить кто-то из ее детей. Днем позже они побеседовали с дочерью супругов, Люси, смышленой десятилетней девочкой, которую с момента драматического ареста ее отца изолировали от постороннего влияния. Люси дала следователям еще одно важное звено в цепочке доказательств. Мистер Гай показал ей кусок хлопчатобумажной ткани, найденный вместе с частью денег, и спросил, узнает ли она его. Девочка без раздумий ответила, что это чепчик, который подарила ей кузина Джулия, но Люси не понравился материал, из которого он был сделан, так что мать использовала его как тряпку для пыли. Джулию разыскали, и она подтвердила, что этот кусок ткани – тот самый, который она подарила своей кузине.

Попытки поговорить со старшим братом Люси, Джеймсом, оказались менее успешными. Шестнадцатилетний подросток изо всех сил старался держать себя в руках, однако нахождение под стражей стало для него жестоким напоминанием о том, что он – ребенок в мире взрослых. К концу дня он был в смятении, звал мать и отказывался разговаривать с полицией, если ее не приведут. Работать в таких условиях было невозможно, и юношу оставили в покое. Тем временем его отец – по крайней мере, по данным Freemans Journal – провел большую часть дня «в одной позе, положив голову на руку и, видимо, находясь под впечатлением от того, какие страшные обвинения были против него выдвинуты».

За сорок восемь часов, прошедших с момента ареста Джеймса Споллина, атмосфера в Дублине неприятно накалилась. Публика, наслаждавшаяся каждой деталью этого громкого дела, чувствовала, что оно приближается к своему апофеозу.

Любопытство перерастало в одержимость, и толпа, окружившая полицейский суд на Кейпл-стрит, теперь обзаводилась единомышленниками по всему городу. Газетные редакции чувствовали, с каким нетерпением люди жаждали новой информации. К полицейскому участку на Фредерик-Лейн стекалась толпа, требующая встречи с задержанным. В воздухе витало предчувствие мятежа, и полиции это не нравилось. Если некоторые люди просто хотели, чтобы справедливость восторжествовала, то другие надеялись на то, чего в Дублине не видели уже много лет, – на театр публичной казни. Только представьте: тысячи зрителей перед тюрьмой Килмайнхам, появление приговоренного в белом плаще и капюшоне, а затем нагнетающая тишина перед тем, как откроется люк и убийца будет отправлен на тот свет.

После допроса Мэри Споллин отпустили домой, но не оставили одну – теперь полицейский констебль следил за каждым ее шагом. В пятницу она занималась своими обычными домашними делами, а журналист, пришедший к ней, застал ее поливающей