четверо детей: Джеймс (16 лет), Джозеф (13 лет), Люси (10 лет) и Джордж (6 лет). Трое младших детей учились в школе, а Джеймс недавно поступил на работу в компанию в качестве ученика слесаря – завидная возможность, которая была предоставлена ему отчасти потому, что его отец был уважаемым работником. Подросток удивился, увидев детективов в мастерской и узнав, что на этот раз они пришли арестовывать его. Суперинтендант постарался заверить парня, что его задержание – обычная формальность, но, наблюдая за тем, как чуть позже захлопывается тяжелая дверь полицейской камеры, Джеймс понял, что вступил на путь, который может закончиться на эшафоте.

У суперинтенданта Гая было две причины для задержания Джеймса-младшего. Он считал вероятным, что парень был свидетелем некоторых событий, произошедших в ночь убийства, и знал о причастности своего отца к смерти мистера Литтла. Если дела обстояли именно так и он признается в этом, то проблемы детективов закончатся. Юридических препятствий для того, чтобы сын дал показания против собственного отца, не существовало, и если он подтвердит версию матери, то у них появятся веские доказательства его вины. Потенциально он был их главным свидетелем, и поэтому было необходимо держать его в изоляции, подальше от друзей и родственников, которые могли попытаться оказать на него давление. Но мистер Гай также задавался вопросом, не причастен ли Джеймс к этому убийству лично. Он заметил, что миссис Споллин уклонялась от ответа на любой вопрос о своем старшем сыне и, похоже, слишком старалась подчеркнуть, что тот ничего не знал о произошедшем. По крайней мере, на данный момент он должен был рассматриваться и как свидетель, и как потенциальный подозреваемый.

Вскоре после шести часов вечера в кабинете комиссара полиции Дублинского замка Джона Мора О̕Ферралла собралась небольшая компания. Кроме самого комиссара, там присутствовали: суперинтендант Гай, мистер Кеммис, констебль Мирес и помощник мистера Литтла Уильям Чемберлен. На столе мистера О̕Ферралла, размещенный с таким трепетом, словно это была какая-то святая реликвия, лежал сверток, обнаруженный Миресом у межевой стены станции. Мистер Гай откладывал этот момент, так как хотел, чтобы королевский адвокат присутствовал при изучении важнейшего доказательства. Первое, что они отметили в свертке, – его упаковка. При ближайшем рассмотрении кусок хлопчатобумажной ткани показался похожим на обрывок одежды, возможно, принадлежавшей одной из дочерей Споллина. Суперинтендант аккуратно сложил его, намереваясь показать миссис Споллин на следующем допросе.

То, что в свертке находились деньги, было очевидно, однако никто не ожидал, что их окажется так много. Он был набит золотом, серебром, медью и банкнотами, многие из которых начали гнить: сказывались 7 месяцев в сырости. Некоторое время Мирес сидел в молчаливой сосредоточенности, постепенно раскладывая груду монет по аккуратным стопкам, после чего объявил, что общая сумма составляет 130 фунтов стерлингов и 8,5 пенсов. Но в свертке было еще кое-что интересное. Некоторые монеты были завернуты в бумагу, и, хотя она сильно испортилась, на нескольких ее фрагментах сохранились следы рукописного текста. Они были переданы Уильяму, который опознал на двух клочках бумаги свой почерк, а на одном – почерк Джорджа Литтла. Словно этих доказательств происхождения денег было мало, на другом клочке бумаги были напечатаны слова Midland Great Western.

Комиссар поинтересовался, какая часть пропавших денег была найдена, а какая еще оставалась необнаруженной. После недолгого молчания, сопровождавшегося нахмуренными бровями и торопливыми подсчетами в уме, мистер Гай первым дал ответ. В ведре, извлеченном из-под уборной, было найдено 67 фунтов стерлингов, а 43 фунта стерлингов обнаружили в корзине шестью месяцами ранее. Миссис Споллин утверждала, что ее муж оставил себе 65 фунтов стерлингов в золоте для личного пользования. В сумме получалось 296 фунтов, а, согласно утверждению железнодорожной компании, из кассы был похищен 341 фунт стерлингов. Таким образом, местонахождение еще 45 фунтов, 1 шиллинга и 9,5 пенсов оставалось неизвестным.

Мероприятие подошло к концу. Мистер О̕Ферралл объявил, что ему необходимо написать письмо главному секретарю, и гости, поняв намек, удалились. Чемберлен отправился домой, но для остальных рабочий день был далек от завершения. Суперинтендант Гай вернулся в полицейский участок на Фредерик-Лейн, где его ждала Мэри Споллин в сопровождении двух полицейских. От дежурного сержанта мистер Гай узнал, что старший Споллин провел день почти в полном молчании, отказываясь общаться с охранявшими его полицейскими. Один или два раза он пробормотал что-то о своей жене и детях, но ничего заслуживающего внимания. По указанию мистера Гая ему не сообщили ни об аресте сына, ни о том, что именно жена обвинила его в убийстве. Суперинтендант попросил доставить к нему задержанного. Споллина ждало сильнейшее потрясение.

Когда маляр в сопровождении двух констеблей подошел к проходной, его лицо выражало подчеркнутое безразличие. Все изменилось, как только он увидел свою жену. Его мраморно-белое лицо внезапно вспыхнуло, однако он сумел сдержать эмоции, судорожно пытаясь разобраться в происходящем. Миссис Споллин была менее сдержанна. Она закричала:

– Ты негодяй! Ты убил человека из-за его денег, убил его! Признай свою вину, несчастный человек. Я поступила так, чтобы спасти твою душу, чтобы ты раскаялся в своем преступлении.

Споллин отмахнулся от этого выпада, ответив: «Ах ты, глупая женщина!» – и двинулся к Мэри, якобы желая поговорить с ней. Она крикнула полицейским, чтобы они удержали его, видимо, опасаясь, что он хотел причинить ей вред. Когда все успокоились, суперинтендант Гай сообщил Споллину, что он обвиняется в убийстве и краже 300 фунтов стерлингов у железнодорожной компании.

– Я все отрицаю, – сказал он.

Суперинтендант сказал Споллину, что его обыщут, и тут снова вмешалась Мэри:

– Обыщите его хорошенько! Ничего не оставляйте при нем. Устройте ему справедливый суд, потому что я знаю, он мне говорил, когда болел, что не будет ни в чем признаваться.

– Признаваться в чем? – парировал Споллин.

– Ты знаешь, что убил его. Ты рассказал мне об этом без четверти девять утра в пятницу. Ты сказал мне, что он уже ничего никому не расскажет.

Споллин проигнорировал ее. Детектив-сержант по имени Хьюз проверил его карманы и не нашел ничего интересного, кроме перочинного ножа и трех ключей. Он спросил, от чего они.

– Этот – от сундука в моей мастерской, – сказал Споллин. – Остальные – моя собственность, и вы не имеете права их забирать. Очень неприятно, когда в твои личные дела вмешиваются подобным образом.

Сержант Хьюз забрал ключи и сказал суперинтенданту, что займется этим. Двое полицейских повели Споллина назад в его одиночную камеру, и он больше не промолвил ни слова. Чуть позже дверь его камеры открылась, и один из констеблей протянул заключенному молитвенник.

– Ваша жена попросила вам это передать, – сказал он, уже выходя в коридор и закрывая за собой дверь.

13

Среда, 24 июня

Трое Споллинов – Джеймс, Мэри и