Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полиция сделала все возможное, чтобы представить это как случайную встречу, но это была ловушка. Проблема заключалась в том, что после ареста Джеймса Споллина его нельзя было допрашивать. Если бы задержанный решил сделать заявление (например, признание) после формального предупреждения о том, что его слова могут быть использованы против него, то оно могло бы быть использовано в качестве доказательства, однако вплоть до 1864 года полицейским не разрешалось получать информацию путем допроса: так исключалось признание под принуждением. Тем не менее, полиция могла представить в качестве доказательства все, что заключенный сказал в разговоре с другими людьми. Мистер Гай надеялся использовать эту лазейку, чтобы обманом заставить Споллина сказать что-то, способное его выдать. Именно поэтому он организовал присутствие Мэри на Фредерик-Лейн. Когда она накинулась на своего мужа, то действовала по указанию суперинтенданта, и каким бы искренним ни был гнев, лежащий в основе ее обвинений, эта конфронтация была всего лишь уловкой. К тому же неудачной: Споллин не сказал чего-либо стоящего.
Сообщение об аресте появилось достаточно рано, чтобы попасть в вечерние газеты, так что к утру четверга большая часть Дублина уже знала, что полиция поймала предполагаемого убийцу. Суперинтендант Гай сообщил прессе – как оказалось, преждевременно, – что намерен доставить задержанного к мировому судье в полдень, и задолго до этого часа на Кейпл-стрит собралась толпа людей, надеющихся увидеть неуловимого преступника. Стон разочарования раздался, когда на ступенях полицейского суда появился офицер и объявил, что подозреваемого допрашивать не будут. Впрочем, на улице все равно осталось столько людей, обменивающихся сплетнями, что пришлось послать констеблей, чтобы разогнать их.
Август Гай надеялся, что к следующему дню он будет готов к публичным слушаниям, но до этого предстояло проделать большую работу. Первой задачей дня было сесть за стол и сравнить то, что Райан и другие детективы знали о своем главном подозреваемом.
Его звали Джеймс Споллин (Spollin), хотя официальные лица и газеты упорно писали его фамилию как Споллен (Spollen) [22]. Ему было сорок три года, он был женат и имел четверых детей. Он лишился одного глаза, но не в результате насилия, а из-за перенесенной в юности инфекции. Джеймс был ирландцем и католиком, родившимся и выросшим в городе Фернс, расположенном в пятидесяти милях к югу от Дублина. В 20 лет он начал работать на Hammersmith Works, чугунолитейном заводе в Боллсбридже, к югу от столицы. Владелец завода, Ричард Гамильтон, был известным инженером, специализировавшимся на проектировании зимних садов и теплиц. В 1844 году Гамильтон получил заказ на строительство Пальмового дома в Кью-Гарденс, и Споллин был одним из сотрудников, которых он взял с собой в Лондон для работы над проектом. Строительство этого садоводческого храма из стекла и кованого железа – на тот момент самой большой из когда-либо построенных оранжерей – продолжалось четыре года, и к моменту завершения строительства Споллины вернулись в Ирландию, где в их семье появилось еще двое детей.
Следующим крупным проектом Ричарда Гамильтона стала крыша для нового железнодорожного вокзала Дублина в Бродстоне. После завершения строительства директора железнодорожной компании решили, что им нужен человек, который будет ее обслуживать, и, последовав рекомендации Гамильтона, предложили эту должность Джеймсу Споллину. Он оказался настолько надежным и разносторонним специалистом, что вскоре его функции расширились и стали включать остекление, покраску и общий ремонт. Он стал просто незаменим, и когда детективы изучили историю его восьмилетней работы на станции, то обнаружили, что он слыл тихим, покладистым и трудолюбивым работником – иначе говоря, образцовым сотрудником. Он не был прикреплен к какому-либо отделу компании, а приходил туда, где был нужен, и имел доступ ко всем помещениям днем и ночью.
Джеймс Споллин зарабатывал 1 фунт 4 шиллинга в неделю, а зарплата его сына, которую он получал в качестве подмастерья, добавляла к доходу семьи еще 6 шиллингов. Это было важно, так как поздно вечером в среду на их кухне было обнаружено значительное количество золотых монет. Отобрав у заключенного ключи, сержант Хьюз отправился к нему домой и с их помощью открыл комод, в котором обнаружил восемь золотых соверенов. Мало того, что для человека с достатком Споллина это была подозрительно большая сумма наличными – две монеты оказались измазаны грязью, как будто были перед этим закопаны или хранились под водой.
Легко было понять, почему Споллин – с его безупречным послужным списком и со вкусом обставленным домом – не стал подозреваемым с самого начала. Тем не менее мистеру Гаю было интересно узнать, что именно он сказал, когда детективы впервые беседовали с ним в конце ноября. Инспектор Райан зачитал свой протокол. Споллин утверждал, что в вечер убийства ушел с работы в 17:30 и сразу же отправился домой. Затем он пообедал с семьей, провел несколько часов за чтением, а в 21:00 вместе с женой и старшим сыном отправился за покупками. По словам Споллина, они вернулись на станцию только в 22:30 и по дороге домой повстречали Кэтрин Кэмпбелл, разговаривающую с полицейским. Суперинтендант Гай поинтересовался, почему его показания тогда не стали проверять. Райан объяснил ему, что миссис Споллин дала идентичные показания, и, поскольку она никак не могла общаться с мужем после его допроса, полиция пришла к выводу, что они оба говорили правду.
В его последующем поведении мало что могло вызвать подозрения. Он никогда не уклонялся от разговоров об убийстве, часто обсуждал его с коллегами, когда эту тему поднимали, и всегда выражал свое отвращение к этому преступлению. Единственное, что бросалось в глаза, – это его восхищение дерзостью человека, который совершил убийство. Один из рабочих вспоминал, что когда в плетеной корзине был обнаружен первый тайник с деньгами, то он увидел, как Споллин подглядывал за полицией через замочную скважину из соседнего кабинета. Другой рассказал детективам, что за несколько дней до ареста Споллина несколько коллег рассуждали о возможной личности убийцы, и кто-то предположил, что это мог быть один из сотрудников, недавно уволенных из компании.
– Нет, – ответил тогда Споллин, – я уверен, что он все еще среди нас и смеется над нами.
И снова полицейские перевернули станцию вверх дном в бесплодных поисках недостающих денег: конечно, никто не исключал, что Споллин мог потратить оставшиеся 45 фунтов, однако вряд ли он мог распорядиться столь крупной суммой, не привлекая к себе нежелательного