– Кем же я должен быть? – спросил я. – Мозгом Джимми?

– Что-то в этом роде, – сказал он.

И как, скажите на милость, я должен был изображать мозг?

Я боролся за то, чтобы постановку скорректировали и внесли серьезные правки в диалоги. За день до шоу, когда мы дошли до саундчека, мне показалось, что для участников этот проект был лишь способом потешить свое самолюбие. Эд Эдмондсон исполнил роль Эйса Фейса. Гари Глиттер был Крестным отцом. Затем был Стивен Фрай в качестве управляющего отелем, Тревор Макдональд в качестве новостного диктора и Фил Дэниелс в роли рассказчика. У нас была полноценная группа духовых инструментов, бэк-вокалисты, перкуссия… полный фарш. Когда пришла пора решать, кто будет в группе, я настоял, чтобы Зак сел за барабаны, и, хвала небесам, Пит не возражал. Нам все еще приходилось нанимать отдельного соло-гитариста, потому что Пит по-прежнему испытывал проблемы со слухом и играл только на акустике.

Учитывая наш внушительный состав, этот саундчек был крайне важен. Саундчек – это не репетиция. Для артистов это возможность убедиться, что они могут слышать, что происходит вокруг. Но Глиттер никогда не понимал этого. Пока группа играла его вступительную песню, а я ходил по сцене, внимательно слушая, он решил, что пришла пора устроить шоу и начал размахивать микрофонной стойкой над головой. Затем все погрузилось во тьму. Следующее, что я услышал, был голос, который спрашивал, помню ли я свое имя. Не было ни лица, ни тела – лишь голос, который повторял один и тот же вопрос: «Как тебя зовут? Как тебя зовут? Как тебя зовут?». В конце концов я устал от этого назойливого допроса и ответил: «Уж точно не гребаный Мик Джаггер».

Я пролежал без сознания около пятнадцати минут. Одна из ножек микрофонной стойки ударила меня прямо в левую глазницу. Кто-то держал холодный компресс над моим глазом, а из носа у меня текла кровь. Она было темно-красной, почти черной. Хизер увидела все произошедшее снаружи и, когда меня медленно оттащили в гримерную, попыталась вызвать скорую помощь. Спустя час никто так и не приехал. К тому времени я уже мог сидеть, чувствуя себя довольно неустойчиво. Когда я попытался высморкаться, мне показалось, что мой глаз вот-вот вылетит из глазницы.

«К черту все это, – сказал Билл Карбишли, хватая ключи от машины. – Мы едем». На моей памяти это была самая быстрая поездка по Лондону в час пик. У врачей для меня были как хорошие, так и плохие новости. Глаз оказался в порядке, но глазница была сломана. На девять утра мне назначили сканирование мозга, и оно подтвердило, что внутреннего кровотечения не было, поэтому я покинул больницу с пакетом обезболивающих и концертом на носу. Чтобы решить проблему с глазным яблоком, которое так и норовило вырваться из глазного гнезда (зрелище, которое вряд ли обрадовало бы зрителей на передних рядах), я купил ватную повязку на глаз. Брат Пита Пол нарисовал на нем мишень, и зрители подумали, что все это было частью представления.

Я бодрячком отыграл шоу, накачанный коктейлем из болеутоляющих, и по возвращении в гримерную обнаружил напечатанную записку от Пита, которая гласила: «Вы выступали в “Квадрофении Пита Таунсенда”». Я не обратил на нее особого внимания, ведь мне предстояло встретиться с членом королевской семьи. По крайней мере принц Чарльз поинтересовался состоянием моего глаза.

Через несколько дней промоутеры снова вышли на связь, и Билл спросил, намерен ли я сыграть в «Квадрофении Пита Таунсенда» в Мэдисон-сквер-гарден. Я в очередной раз поинтересовался, когда The Who появятся на горизонте. Билл заметил лишь, что именно благодаря славе The Who билеты на эти шоу продаются и что я заработаю немного денег. Вспомнив о двух годах разношерстной актерской работы, я согласился. В 1974 году мы отыграли четыре концерта в Мэдисон-сквер-гарден. В 1979 году их количество дошло до пяти. К 16 июля 1996 года мы отыграли цикл из шести шоу за семь вечеров.

Предложения сыпались из всех уголков Америки, но на сей раз я сказал, что соглашусь, только если будут внесены некоторые изменения. Вся эта затея с мозгом Джимми была занозой в заднице, а бесконечное повествование между песнями просто убивало всю энергию. Словно гоночную машину вел ученик автошколы. Стоило нам набрать скорость, как все останавливалось, и с этим нужно было что-то делать. Пит согласился с некоторыми изменениями. В частности, он согласился заменить живое повествование на запись, что позволило сэкономить деньги и повысить вероятность того, что люди на задних рядах смогут услышать, что происходит. Он также согласился сократить время повествования и даже позволил мне внести некоторые правки в сценарий.

Спустя две недели попыток продать билеты на «Квадрофению Пита Таунсенда» название тоже решено было поменять. Теперь концерт назывался «Квадрофения The Who», и в конце концов нас ждал аншлаг. Той осенью мы отыграли двадцать пять концертов по всей Северной Америке, а следующей весной отправились в наше первое с 1975 года европейское турне. Финансовые расчеты все еще хромали. Мы заработали пару фунтов с шоу в США, но даже с учетом всех шероховатостей из Европы мы вернулись с царской суммой в шестнадцать тысяч фунтов стерлингов. Эта вылазка обрела смысл только под конец гастролей. Этой запиской в гримерной Гайд-парка Пит словно бы хотел застолбить за собой исключительное право на шоу. Сложно было избавиться от мысли, что мной и остальной частью группы просто воспользовались, но все равно это какой-никакой прогресс. И даже если мне пришлось ждать шестнадцать лет, чтобы поставить шоу Quadrophenia так, как я этого хотел, – все равно это было началом полноценного возрождения. Пит стал больше играть на гитаре, и постепенно к нам пришло ощущение, что мы вернулись. Столько групп не может оправиться после длительного перерыва, но я всегда знал, что у нас все получится. Наше возвращение будет непростым, но у The Who никогда ничего не получалось легко.

* * *

В конце концов группа снова отправилась в путь, соблазнившись большим мешком денег, который пообещал нам один проныра. Правда, тогда мы еще не знали, что связались с мошенником. Просто однажды в офис позвонил агент и сообщил, что Майкл Фенн, генеральный директор интернет-компании Pixelon, хотел, чтобы мы сыграли шоу в Вегасе в октябре 1999 года. Он был большим поклонником The Who и для него было бы большой честью работать с нами. Цена сделки – два миллиона фунтов, но присутствовало одно важное условие. Кто-то из нас должен был поехать в Канны, чтобы рекламировать Pixelon на каком-то IT-мероприятии. И, конечно же, этим кем-то оказался я. На задание я полетел с промоутером Харви Голдсмитом, вооруженный целым арсеналом информации, чтобы все выглядело убедительно. Наверное, для вас это будет большим откровением, но я далеко не IT-эксперт. Я очень мало знаю о компьютерах или Интернете и понятия не имею, как они на самом деле работают. Но какого черта? Я актер и могу выучить свои реплики.

Мое выступление на конференции длилось около двадцати пяти минут. Я объяснял, как программное обеспечение Pixelon позволит пользователям транслировать фильмы через Интернет. Конечно, в наши дни с оптоволоконной оптикой этим никого не удивишь. Но в 1999 году приходилось получать доступ в Интернет через телефонную линию с помощью удаленного доступа. Идея скачать нечто большее, чем пара коротких электронных писем, казалась революционной. По крайней мере так говорилось в моих записках. Похоже, моя речь звучала так, словно я действительно знал, о чем говорю. Во всяком случае меня не согнали с трибуны под свист. Но затем, совершенно неожиданно для меня, мы перешли к секции вопросов и ответов. Было самое время изобразить инсульт, но последние несколько часов я провел, слушая болтовню различных продавцов, и, честно говоря, они звучали так, словно выдумывали все на ходу. Это было золотое время для компьютерных афер: тогда можно было продать что угодно, связанное с технологиями, даже самую нелепую глупость – лишь бы вы звучали убедительно.