это исключительно по просьбе митрополита Алексия, который, очевидно, хотел продемонстрировать «мир и взаимопонимание» с «советским обер-прокурором», осуществить «визуальный контакт» Карпова и архиереев. В выступлении Карпова перед иерархами были и такие слова: «Те явления, которые сейчас происходят в жизни церкви, во взаимоотношениях между церковью и государством, не представляют чего-то случайного, неожиданного, не носят временного характера, не являются тактическим маневром, как пытаются представить это дело некоторые недоброжелатели, или как это иногда выражается в обывательских рассуждениях. Эти мероприятия вытекают из той тенденции, которая наметилась еще до войны, и которая получила свое развитие во время войны. Эти мероприятия Советского правительства, относящиеся к жизни Русской православной церкви, находятся в полном соответствии с Конституцией СССР и носят характер одобрения той позиции, которую церковь заняла в отношении Советского государства в последнее десятилетие перед войной и, в особенности, во время войны, направленной на скорейшее достижение победы над врагом»[157].

Единственный из архиереев, кто проигнорировал встречу с Карповым, был архиепископ Лука. Объяснил он это нежеланием «низко кланяться». Конечно, слова эти звучат неубедительно, поскольку общение с представителями Совета по делам Русской православной церкви в той схеме государственно-церковных отношений, что рождены были во время встречи иерархов Православной церкви с И. В. Сталиным, было необходимым элементом. И добровольный отказ от него заводил в тупик развитие религиозной жизни в любой из епархий. Все иерархи того времени должны были научиться «наступать на собственное горло» ради определенных успехов для церкви, то есть быть немножко дипломатами, как бы они сами к этому ни относились. Добавим, что сам Лука это прекрасно понимал и следовал этой необходимости на местах своего церковного служения! Смеем предположить, что причина отсутствия на встрече – не в Карпове, а в самом архиерее, в его глубинном самочувствовании, которое прорвалось несколько позже, по возвращении в Тамбов, где он в узком кругу дал крайне негативную характеристику участникам Предсоборного совещания, указав, что более половины из них – «бывшие обновленцы». «Все пошли, – говорил он, – но я не пошел. Только подумал, что т. Карпов сам мог бы прийти к епископам, а я низко не кланяюсь».

Как бы то ни было, совещание выполнило возложенные на него задачи, разработав порядок и правила проведения Собора и избрания патриарха, проекты всех документов, ждавших своего соборного утверждения. Митрополит Алексий (Симанский) во время личных встреч с Карповым смог положительно разрешить все вопросы организационно-финансового и материально-технического уровня, которые в условиях войны без поддержки со стороны государства решить было бы невозможно.

31 января 1945 года в московском храме Воскресения, что в Сокольниках, открылся Поместный собор Русской православной церкви. Его работа продолжалась до 2 февраля. Участвовал 171 делегат от 89 епархий: 46 архиереев, 87 священников и 38 мирян. От Тамбовской епархии в работе Поместного собора участвовали протоиерей Александр Лебедев и епископ Мануил (Лемешевский)[158], проживавший и служивший с разрешения владыки Луки в Тамбовской епархии. Основными были два вопроса: избрание патриарха и утверждение «Положения об управлении Русской православной церкви».

В первый день, после торжественного открытия и приветствия почетных гостей и участников Собора, патриарший местоблюститель митрополит Алексий предоставил слово представителю правительства СССР – председателю Совета по делам Русской православной церкви Г. Г. Карпову. Его выступление стало сенсацией[159]. По существу, впервые перед отечественной и зарубежной церковной общественностью предстал человек, о котором многие слышали и от которого, как все понимали, многое зависело в церковной жизни. Он произнес свою речь в гробовой напряженной тишине. То был акт чрезвычайной политической важности, могущий сыграть огромную роль и для церкви внутри страны, и для православия далеко за ее рубежами.

Сегодня, когда мы знаем, о чем говорили Сталин и три митрополита Русской православной церкви в Кремле в ночь с 4 на 5 сентября 1943 года, есть основание утверждать, что с трибуны Карпов фактически озвучил основные принципиальные положения «конкордата», заключенного между государством и церковью. И в их развитие он предрекал новые гармоничные государственно-церковные отношения, вселял надежду на безоблачность религиозно-церковной жизни. По завершении своего выступления Карпов трижды, по-русски, расцеловался с председателем Собора митрополитом Алексием.

После этого слово было предоставлено архиепископу Псковскому Григорию (Чукову) для представления соборному собранию проекта «Положения об управлении Русской православной церковью». Положение включало в себя четыре раздела. Первый определял порядок избрания, права и обязанности главы церкви. Второй – состав, порядок избрания и компетенцию Священного синода. Третий – функции епархиальных органов церковного управления: избрание и назначение епархиального архиерея, деятельность епархиального совета. Четвертый – устройство органов управления приходской общиной: приходского собрания, церковного совета, ревизионной комиссии. После обсуждения Положение было единогласно утверждено и отныне заменяло соответствующие Определения Поместного собора 1917/18 года.

Заседание Собора 2 февраля было посвящено избранию патриарха. На вопрос о кандидате, с которым к присутствовавшим иерархам, начиная от младшего по хиротонии, поочередно обращался протоиерей Николай Колчицкий, все, от себя и от лица клира и мирян своих епархий, дали один и тот же ответ: «Избираем патриархом Московским и всея Руси Высокопреосвященнейшего Алексия, митрополита Ленинградского и Новгородского»[160].

Интронизация новоизбранного патриарха состоялась 4 февраля в Богоявленском соборе в Елохове, как бы подчеркивая преемственность предшествующему патриарху Сергию (Страгородскому), который покоился в этом храме; его церковному и гражданскому служению. Об этом же свидетельствовали митрополит Киевский Иоанн (Соколов) и митрополит Крутицкий Николай (Ярушевич), вручавшие новому патриарху знаки патриаршего отличия – куколь и жезл, и отмечавшие, что Алексий продолжает дело «незабвенного старца патриарха Сергия», духовная помощь которого, является залогом правильности церковного курса и поддержкой в служении Родине. Здесь же избранный и новопоставленный патриарх огласил свое первое послание, определив смысл своего нового церковного призвания.

Собор принял два важных документа церковно-политического значения: Обращение к христианам мира и Обращение к народам мира.

На состоявшемся общецерковном празднике не было единственного архиерея – архиепископа Тамбовского Луки (Войно-Ясенецкого)! Принято считать этот факт неким демаршем с его стороны. Но при более спокойном подходе к рассмотрению ситуации выясняется, что это мнение не соответствует действительности, является, говоря современным языком, не более чем фейком!

Начнем с того, что Лука, как и все участники Собора, получил приглашение Московской патриархии на Собор, и в соответствии с ним в Тамбове ему была выделена бронь на билет до Москвы[161]. Более того, в адрес местного уполномоченного поступила телеграмма Карпова с указанием «оказать содействие своевременному выезду» участников Собора в Москву[162]. И накануне Собора все свидетельствовало о сборах Луки на Собор. Кстати, если посмотреть список членов Собора, составленный мандатной комиссией, то мы увидим, что делегации Тамбовской епархии во главе с архиепископом Лукой было отведено четыре места[163].

Но… вмешалась болезнь, тяжкое отравление, при котором о какой-либо поездке говорить было нельзя. Сам Лука впоследствии писал: