И вот теперь Эдвард внимательно смотрит в камин. Так долго он мечтал о том, чтобы его жизнь обрела смысл! Многие годы изнывал под бременем своих недостатков, боялся собственной тени. То первое время в Лондоне… оно все еще лежит на нем позорным пятном, остается заразой, которая преследует его по пятам точно призрак, заставляет его пробуждаться посреди ночи в холодном поту. Дора Блейк даровала ему смысл жизни. И в ее руках – его ключ к успеху.

Эдварду и впрямь следует поторопиться. Это единственное, на что он сейчас способен.

Тот же самый мужчина, который ранее доставил пифос в магазин, приехал его забрать. Сидя за прилавком у входной двери, Дора наблюдает, как он и дядюшка переговариваются вполголоса о чем-то весьма важном и, вероятно, малоприятном. Потом Иезекия разворачивается и стремительно хромает мимо прилавка в глубь торгового зала, не глядя ей в глаза.

Сегодня сухо, но колкий ветер со свистом задувает по Ладгейт-стрит, и прохожие, превозмогая его шумные порывы, месят подошвами слякоть. Рыжеволосый мужчина терпеливо ждет, когда уличная разносчица – за ней следуют шесть чумазых мальчишек – пройдет мимо, после чего обходит вокруг своей повозки. Он достает из нее свернутую кольцами веревку и, крякая, кивает своим компаньонам.

Его двое братьев, замечает Дора, сегодня не с ним. Вместо них он привез другого мужчину – какого-то мистера Тибба, она слышала, как к нему обратился дядюшка, – и еще двоих, источающих легкий смрад экскрементов.

Дора углубляется в полумрак торгового зала и застывает подле зеленого стула, на котором в первый день их знакомства сидел Эдвард. Проходя мимо Доры, здоровенный мужчина приветствует ее, изобразив нечто вроде легкого кивка, и Дора думает, как же он внешне постарел с того дня, когда она впервые его увидела! Кожа туго обтягивает лицо, на котором застыло выражение болезненного напряжения. Выглядит все это очень тревожно.

Дора наблюдает, как мужчины поднимают пифос по лестнице из подвала при помощи сложной системы веревок и шкивов. Она прижимает ладонь к губам, беззвучно призывая их поберечься, но Иезекия не выказывает никакого беспокойства на сей счет.

– Поаккуратнее, ты хоть знаешь, что это? – рявкает он, когда один из носильщиков – невысокий темнокожий парень, с виду совсем мальчуган, прогибается под тяжестью вазы.

– Ладно, ладно, мистер Блейк, – примирительно говорит мужчина, которого дядя назвал Тиббом. – Мы знаем, что это такое – как-никак, мы же ее грузили на повозку, не забыли?

Иезекия бросает взгляд на Дору и поправляет галстук.

– Конечно, не забыл! Но в тот день нам сопутствовала удача!

– Удача, – бурчит под нос здоровяк, сдвигая на плече веревку, на которую приходится заметная часть веса пифоса, – тут ни при чем.

Иезекия оборачивается к нему.

– Помолчи! – предупреждает он. – Я не потерплю таких разговоров.

Мужчина гневно сверкает глазами, но Иезекия, прохромав мимо Доры, выходит на улицу. Нахмурившись, она смотрит на здоровяка. Его губы кривятся в ухмылке.

– Лучше отойдите с дороги, мисс, пока мы его грузим.

Они лишь мгновение глядят друг на друга, после чего Дора кивает и выскальзывает следом за дядей.

Она находит для себя место у дальнего края повозки и с интересом наблюдает за работой. Когда пифос загружен в повозку и прикрыт простынями, мистер Тибб и двое мальчишек забираются внутрь, а здоровяк возвращается ко входу в магазин, где его дожидается Иезекия. Дора складывает руки на груди, глядя, как дядюшка вынимает из жилетного кармашка три банкноты, а здоровяк бесцеремонно прячет их себе в в карман. Обещанную леди Латимер плату доставил сегодня утром ее лакей – не Горацио, но столь же миловидный молодой человек, – но Доре удивительно, что всю эту сумму Иезекия вручает своему прислужнику. О чем же они договорились?

– Дора!

Она оборачивается и видит Эдварда, спешащего к ней со стороны Стрэнда. Запыхавшись, он останавливается подле нее.

– Прошу прощения за опоздание. Мне нужно было закончить один заказ. Прибежал, как только освободился. – Он никак не может отдышаться. Его щеки раскраснелись. Эдвард с сомнением осматривает повозку, простыни, которыми накрыт пифос, и паутину веревок, удерживающих его на повозке, после чего озабоченно глядит на Дору.

– Пифос будет в безопасности?

– Я бы не стал употреблять это слово, – отзывается здоровяк и, грубо оттолкнув их, проходит мимо. Дора с удивлением смотрит ему вслед.

– Но почему, простите?

– Если вы спрашиваете, надежно ли ваза привязана к повозке, – коротко отвечает здоровяк, затягивая потуже узел на веревке, – то да, она не свалится, в этом можете не сомневаться. Но вот насколько безопасна сама эта ваза…

– Кумб! – прикрикивает Иезекия, замешкавшийся в дверях магазина. – Довольно!

В его голосе звучит угроза. Оба молча сверлят друг друга взглядами, стоя по разные стороны от лошади, потом мужчина, которого дядюшка именует Кумбом, в последний раз затягивает веревку. Он ничего не говорит, а просто залезает на козлы и берет в руки поводья. И тут Иезекия замечает Эдварда.

– Мистер… э-э… Лоуренс, не так ли? – говорит он, и в его интонации сквозит удивление вперемешку с подозрительностью. – Боже мой, сэр, какими судьбами вы тут оказались?

Иезекия обращается к Эдварду, но при этом неотрывно смотрит на Дору, и она понимает, что дядя ждет ответа от нее.

– Он здесь по моей просьбе, дядюшка. Как оказалось, мистер Лоуренс – серьезный знаток греческих древностей.

Произнося эти слова, Дора не чувствует ни стыда, ни угрызений совести. После давешней стычки Дора ощущает свою силу и настроена дерзко. Но Эдвард нерешительно отступает на шаг назад. Иезекия буравит глазами их обоих.

– Такое впечатление, что ты многое от меня утаивала, Пандора.

– Возможно, это семейная черта?

При этих словах Иезекия молча моргает – то ли от удивления, то ли от негодования, она не понимает. Но тут мистер Кумб откашливается.

– Пора бы ехать, мисс. Вы оба можете сесть тут, рядом со мной.

Иезекия презрительно усмехается и отворачивается. Эдвард подает Доре руку и помогает вскарабкаться на сиденье. Когда мистер Кумб нагибается, чтобы подхватить ее, Дора невольно замечает ядовито-желтое пятно на его манжете.

Крытая повозка громыхает по Ладгейт-стрит в сторону более зажиточных районов города, и Дора ловит себя на том, что прислоняется к Эдварду чуть ли не всем своим телом. Он вроде бы не возражает, но и не делает попыток прижать ее к себе еще теснее.

А она ничего не может с собой поделать. И не потому, что ей хочется ощущать прикосновения Эдварда. Нет, просто зловоние от запястья мистера Кумба настолько сильное, что даже яростные порывы ветра не в силах отогнать от ее ноздрей раздражающий смрад гниения. Она старается не смотреть в ту сторону, но ее взгляд буквально прикован к грязной повязке, к синюшной коже его руки. Они едут молча, но мистер Кумб, направляя лошадь к Хай-Холборну, ловит ее взгляд и кривит губы.