По полицейской части – и в Третьем отделении, и в корпусе жандармов – истинным руководителем скоро сделался заместитель Орлова генерал Дубельт.

Леонтий Васильевич Дубельт (1792–1862) был человеком скромного происхождения. Лишь на сороковом году жизни он получил грамоту, подтверждавшую его права на потомственное дворянство. И в гору он пошел тоже в годы уже неюные.

Почти до сорока лет Дубельт прозябал в безвестности. Его военной карьере помешало сначала подозрение в связях с декабристами, затем ссора с начальством, вынудившая Леонтия Васильевича уйти в отставку в невеликом чине полковника.

Но в 1830 году он поступил на службу в новое перспективное ведомство – Жандармский корпус и там проявил свои истинные таланты.

Дубельт был умен, старателен, аккуратен, отлично разбирался в людях. При Бенкендорфе он стал в корпусе начальником штаба, затем управляющим Третьим отделением и товарищем министра внутренних дел. Всюду состоя на «второй» должности, он держал все дела под своим контролем.

Леонтий Дубельт. А.В. Тыранов

Современный историк С. Лурье пишет: «Дубельт всю жизнь поздно ложился, рано вставал, много действовал. А на последнем отрезке стажа, когда занимал сразу две должности – военную (начальник штаба Отдельного корпуса жандармов) и штатскую (управляющий Третьим отделением Собственной Его Величества канцелярии), – был, наверное, самый трудящийся в России человек».

Взгляды Дубельта хорошо известны из его собственноручных записок. Вот, например, обращение к сыновьям: «Первая обязанность честного человека есть: любить выше всего свое Отечество и быть самым верным подданным и слугою своего Государя. Сыновья мои! помните это… Не заражайтесь бессмыслием Запада – это гадкая, помойная яма, от которой, кроме смрада, ничего не услышите. Не верьте западным мудрствованиям; они ни вас, и никого к добру не приведут». «Наш народ оттого умен, что тих, а тих оттого, что не свободен», – писал Леонтий Васильевич – да не в какой-нибудь верноподданной бумаге, а в письме собственной жене. Одним словом, это был настоящий, железный «государственник», видевший в свободах один лишь беспорядок.

По своим личным качествам он, как и Бенкендорф с Орловым, вовсе не был монстром. Напротив, помогал беднякам и сиротам, всегда держал данное слово, не проявлял чрезмерной суровости. Хоть и пользовался услугами доносчиков, но презирал их, приказывал платить им стандартное вознаграждение в размере тридцати рублей – в память о тридцати сребрениках. «Леонтий Васильевич – лицо оригинальное, он, наверное, умнее всего Третьего и всех отделений собственной канцелярии, – пишет Герцен. – Исхудалое лицо его, усталый взгляд, особенно рытвины на щеках и на лбу явно свидетельствовали, что много страстей боролось в этой груди, прежде чем голубой мундир победил или, вернее, накрыл всё, что там было».

Дубельт, а не Бенкендорф и тем более не Орлов – в общем-то дилетанты по части политического сыска – превратил Жандармский корпус в хорошо организованную, эффективную структуру, державшую всю большую страну под бдительным надзором. Леонтий Васильевич обезвреживал не внутренних врагов (их, собственно, и не было), а потенциально опасные идеи. Как человек дальновидный, особенную угрозу для власти он усматривал в литературе и с особенной зоркостью приглядывал за писателями. Репрессии против литераторов, от действительно вольнодумного Чаадаева до безобидных Аксакова с Тургеневым, обычно инициировались Дубельтом и носили скорее профилактический характер: чтобы пишущая братия не зарывалась. Единственное громкое политическое дело с тяжелыми приговорами, процесс петрашевцев, было затеяно без участия и даже против воли Дубельта. Он-то понимал, что приговаривать читателей литературной переписки к расстрелу и каторге – глупость и чрезмерность. Как мог, генерал пытался смягчить их участь. Осужденный на казнь Достоевский впоследствии говорил: «Уверяю, что Леонтий Васильевич был преприятный человек».

Преприятный человек, занимающийся пренеприятными делами, – это образ, придуманный не Феликсом Дзержинским; впервые эту маску опробовал Леонтий Дубельт.

Николай Первый невысоко ценил личные качества Аракчеева, но сам тип усердного служаки, готового без рассуждений выполнить высочайшую волю, в чем бы она ни состояла, был царю очень мил. Поэтому, отставив александровского фаворита, новый монарх приблизил его главного помощника.

Петр Андреевич Клейнмихель (1793–1869) был сначала адъютантом Аракчеева, потом начальником штаба военных поселений. С 1826 года он состоял на должности дежурного генерала Главного штаба и выполнял самые ответственные поручения его величества, демонстрируя удивительную разносторонность. Николай считал Клейнмихеля незаменимым, даже распорядился в его честь высечь золотую медаль с девизом «Усердие все превозмогает».

Кудесника Клейнмихеля кидали всюду, где требовалось авральным порядком решить некие сложные или небывалые прежде задачи. Он то занимался реформой вооруженных сил, то в кратчайшие сроки ремонтировал после пожара Зимний дворец, то руководил строительством железной дороги между столицами. В различное время Петр Андреевич побывал военным министром, строителем храмов, мостов и всевозможных казенных построек, министром (главноуправляющим) путей сообщений и публичных зданий, но сфера его влияния была много шире. «…Значение Клейнмихеля чрезвычайно вырастает и выходит далеко за пределы сферы его непосредственного управления, покрывая собой тот развал, к какому приходит теперь вся николаевская система», – пишет М. Полиевктов. Граф Петр Андреевич не только «покрывал развал системы», но в значительной степени сам ему и способствовал. В отличие от Аракчеева он не был «предан без лести», а наоборот слыл искуснейшим царедворцем. Ходили упорные слухи, что некоторые из его восьми детей на самом деле рождены фрейлиной Нелидовой от государя, а граф прикрывает августейшие развлечения. Правда это или нет, неизвестно, но уже то, что общество охотно верило в подобную вероятность, красноречиво свидетельствует о репутации Клейнмихеля.

Особенное доверие царя Петр Андреевич беззастенчиво использовал в интересах личного обогащения, Он был виртуозом всяческой показухи, отлично зная пристрастия и слабости Николая, которому всегда был нужен быстрый и наглядный результат. Это предоставляло Клейнмихелю широкие возможности по части разнообразных гешефтов с заказами и поставками. Впрочем император, вообще придерживавшийся невысокого мнения о человеческой природе, иллюзий по поводу честности своего помощника не испытывал. Однажды на вопрос об истинной стоимости Николаевской железной дороги государь ответил: «Об этом знают только двое: Бог да Клейнмихель».

Петр Клейнмихель. Франц Крюгер