Пускай воруют, лишь бы дело делали да не зарывались – вот главный «кадровый» принцип Николая Первого. Известно, что как-то раз он сказал наследнику: «Мне кажется, что во всей России не воруем только ты да я».

Но касательно любимого соратника царь заблуждался: тот не только «зарывался», но и «дело делал» весьма неважно. В записках будущего деятеля великих реформ князя Дмитрия Оболенского за 1855 год про Клейнмихеля сказано: «Не имея никакого образования, он даже не имел от природы никаких административных способностей и запутал дела не только казенные, но и свои собственные. Злоупотребления и воровство в его управление достигли колоссальных размеров. Не могу себе представить, как он сдаст дела своему преемнику».

А сдавать дела Клейнмихелю пришлось сразу же после смерти августейшего покровителя, одним из первых. Тот же мемуарист сообщает, что по этому поводу в департаментах и среди подрядчиков воцарился «невыразимый восторг». «Купец Кокорев пишет мне из деревни: «Целую неделю ходят слухи о прогнании Клейнмихеля, но все еще слухи пока. Не смею радоваться, пока не прочту в приказах, а по прочтении – даю обеды на бедных в течение месяца за здоровье царя».

Еще одним символом эпохи, в которую наибольшего успеха добивались люди гибкие, готовые меняться в зависимости от дующих наверху ветров, был Александр Иванович Чернышев (1786–1857).

В ранней молодости он блестяще проявил себя на должности военно-дипломатического представителя Александра I при Наполеоне – в годы, когда Франция и Россия, являясь формальными союзниками, готовились к решительному столкновению. Чернышев отлично шпионствовал и добывал секретные сведения. Затем, во время войны, он был одним из самых молодых генералов русской армии и опять оказался на высоте положения.

Когда, с восшествием на престол Николая, стали востребованы иные таланты, Александр Иванович и тут не ударил лицом в грязь. Включенный в состав Следственной комиссии по декабристскому делу, он проявил такое рвение при допросах, что государь счел его человеком весьма полезным.

О моральных качествах А.И. Чернышева можно судить по тому, что во время следствия он всячески пытался погубить своего богатого родственника Захара Чернышева, чтобы завладеть огромным состоянием, – и все это видели. Лев Толстой в повести «Хаджи-Мурат» пишет, что царь Александра Чернышева «только терпел, считая незаменимым человеком», но «зная его старания погубить в процессе декабристов Захара Чернышева и попытку завладеть его состоянием, считал большим подлецом».

Александр Чернышев. Франц Крюгер

Как мы уже знаем, в николаевской «кадровой политике» это качество особенным минусом не считалось. Зато по высоко ценимым параметрам исполнительности и усердия Александр Иванович не уступал Клейнмихелю.

За следствие над декабристами Чернышев был пожалован графом, а затем стал и светлейшим князем. В 1848 году он занял самый высокий пост в чиновничьей иерархии – председателя Государственного совета.

Но важнее, что в течение четверти века (до 1852 года) Чернышев руководил военным министерством. На этой должности он тоже делал лишь то, что угодно государю. А поскольку Николай придерживался старинных суворовских верований в лихие атаки сомкнутым строем, соответствующим образом дрессировал армию и министр. Солдаты прекрасно маршировали и кололи чучела штыком-молодцом, но не были обучены тактике рассыпного боя и плохо стреляли, да и ружья у них (поскольку все равно пуля-дура) были образца 1808 года.

Через два года после почетной, по состоянию здоровья, отставки военного министра русской армии придется дорого заплатить за его нерассуждающую исполнительность.

Поскольку империя была военная, на первых ролях в ней были военачальники. Самым выдающимся полководцем считался Иван Федорович Паскевич (1782–1856).

Еще в бытность великим князем Николай проникся глубочайшим почтением к этому генералу, который отличился тем, что в 1814 году один из первых вошел в Париж. Как раз в это время юный Николай Павлович добрался до действующей армии. Александр представил ему Паскевича со словами: «Познакомься с одним из лучших генералов моей армии».

Через несколько лет Николай получил бригаду в дивизии, которой командовал Паскевич. Впоследствии царь будет называть бывшего начальника «отцом-командиром».

В 1826 году знаком высшего доверия со стороны нового монарха было приобщение к расправе над декабристами, и Паскевич становится членом суда, впрочем, никак себя в этом качестве не проявив, – он был человеком военным, а не политиком и не карьеристом.

Мы увидим, что все кампании, которыми руководил Иван Федорович, заканчивались победоносно. В данном случае личные симпатии императора совпадали с деловыми качествами его любимца.

Но награды и поощрения, сыпавшиеся на Паскевича, были еще пышнее, чем подлинные его достижения. Это самый «обласканный» военачальник во всей отечественной истории – в большей степени, чем Суворов или Кутузов. Граф Эриванский и князь Варшавский (оба титула получены за три года), единственный в истории кавалер первых степеней одновременно ордена Святого Георгия и ордена Святого Владимира, генерал-фельдмаршал, рекордсмен по части денежных пожалований (в 1828 году получил премию в миллион рублей), Паскевич – как пишет его биограф А. Щербатов – «по значению своему в государстве в среде русских подданных не имел себе равного». По тону переписки, которую долгие годы вел с Иваном Федоровичем царь, видно, что их связывали очень близкие, доверительные отношения.

Иван Паскевич. Франц Крюгер

За свою долгую военную карьеру Паскевич не ведал поражений и одержал немало блестящих побед, однако в отечественной исторической традиции великим полководцем почему-то не считается. Отчасти это вызвано тем, что все главные его виктории были одержаны над более слабыми противниками – персами, турками, польскими и венгерскими повстанцами. Но сыграла свою роль и идеология. И либеральные, и тем более советские историки, во-первых, вообще негативно относились к Николаевской эпохе и ее кумирам, а во-вторых (это уже касается персонально Паскевича), считали его душителем революций, хотя это был просто толковый и исправный генерал. Никаких особенных зверств и жестокостей за ним не числится.

Наконец, важную роль на протяжении всего царствования играл человек случайный и по своим качествам вполне ничтожный – Владимир Федорович Адлерберг (1791–1884). Это был самый давний приятель Николая, еще с раннего детства. Мать фаворита была главной воспитательницей у младших сыновей Павла I. «Я шел по Зимнему дворцу к моей матушке, – растроганно вспоминал потом император, – и там увидел маленького мальчика, поднимавшегося по лестнице на антресоли, которые вели из библиотеки. Мне хотелось с ним поиграть, но меня заставили продолжать путь; в слезах пришел я к матушке, пожелавшей узнать причину этих слез, – приводят маленького Эдуарда [немецкое имя Адлерберга], и наша 25-летняя дружба зародилась в это время».