ладно? Саньку терзали какие-то смутные предчувствия, подозрения, тревоги, что никак не желали оформиться в нечто худо-бедно понятное.

Тени за гранью сознания…

Санька сперва задернула, а потом раздвинула занавески. Луна стояла в зените. Огромная и бледная, она обливала серебряным светом вершины гор. В заброшенном парке кричали ночные птицы.

Сон пришел сам собой, навалился, придавил к чужой постели душной тяжестью теплого одеяла.

Ей снова приснилась та девочка и попросила — буквально потребовала — что-то отыскать.

Потом было утро — пасмурное, облачное и туманное. Быстрый подъем. Быстрый завтрак в пригостиничной столовой на остекленной веранде с видом все на те же горы. Яичница, булочки, масло, чай. Санька поймала себя на том, что древняя Гронна своей погодой, камнями, дождями и величественными следами истории чем-то напоминает ей Питер. Или Лондон? Тот суррогат настоящего Лондона, что привыкла она потреблять из книжной беллетристики, сериалов и журнальных картинок.

В настоящем Лондоне Санька никогда не была.

А вот в Питере погулять ей пару раз посчастливилось…

Зал столовой был отделан деревом и плиткой. Круглые одноногие столы, как грибы, торчали среди бушующей в кадках и горшках декоративной зелени.

Шанья подсела к Саньке, едва завидев ее.

— Как спалось на новом месте? — спросила, потягивая горячий чай из хрупкой на вид фарфоровой чашки.

— Да… так… — Санька оглядела напряженные лица остальных леших. — Смотрю, все напряжены.

— Еще бы. Министр лично явится. Ты уже сталкивалась с ним вживую?

— Да.

— Тогда должна понимать. — Шанья громко размешала ложкой сахар. — Он из тех людей, от кого хороших новостей как-то не ждешь.

После завтрака за ними пришли из министерства. Двое мужчин и одна женщина. Все одеты с иголочки в форменные жакеты и блузы, заколотые у горла брошками с изображением королевского герба. Они погрузили леших в четыре огромных… Санька мысленно окрестила эти средства передвижения «омнибусами», хотя более всего они напоминали длинные автобусы или вагоны, запряженные шестерками могучих тяжеловозов.

Омнибусы проглотили пассажиров и, выстроившись колонной, поползли по широкой улице в сторону голубеющего вдали здания с барабаном и круглым куполом наверху.

Министерские сопроводители с лешими не поехали. Для них нашлись верховые лошади. Неизвестно откуда появилась верховая охрана.

— От кого это они нас охранять собрались? — насторожилась Шанья, пристально вглядываясь в гвардейские голубые мундиры.

— Думаю, это скорее конвой, чем охрана, — шепнула ей Санька, осмелившись озвучить неприятную догадку. — Не хотят, наверное, чтобы кто-то проявил недовольство. У всех леших проблемы. Все расстроены, если не сказать сердиты.

Она произнесла эти слова нарочито тихо, но соседи, сидящие в непосредственной близости, расслышали их, и по рядам леших пронесся ропот.

— … у нас браконьеры… — донеслось с соседнего сиденья.

— … и у нас… — уже с другого.

— … рыбу магией глушат, зверей травят… а потом… — из противоположного конца салона.

— … и мы…

— … и с нами…

— … то же самое…

— И Древо Жизни сожгли…

Санька вздрогнула, ведь речь шла об ее участке.

— Говорят, там лешую убили…

— Не убили…

— Убили…

В какой-то момент все взоры устремились на Саньку. Множество взволнованных, испуганных глаз, ждущих от нее то ли оправданий, то ли страшной правды, то ли чуда…

— Ты ведь вместо нее теперь? Вместо Листвяны? Ее убили? Она жива?

Санька, как черепаха в панцирь, втянула голову в плечи. Подобное внимание всегда ее пугало и нервировало. Да, если уж говорить честно, никто и никогда не проявлял к ней такого дружного и массового интереса. Она чувствовала себя скандальной знаменитостью, на которую набросилась жаждущая истины толпа журналистов.

В душе, как цунами, поднялось непреодолимое желание запаниковать, сбежать, скрыться, провалиться под землю или…

«Так. Стоп, — мысленно приказала себе Санька. — Сто-о-оп. Ты теперь ответственное лицо, и… вопросы про Листвяну и все остальное все равно будут. Надо собраться и ответить им что-нибудь…»

Только вот что ответить?

Взгляд сам собой зацепился за бархатную спину проехавшего мимо окна гвардейца. Он обогнал их омнибус и двинулся куда-то во главу процессии.

— Я ничего не знаю толком… — прерывающимся голосом начала Санька.

На нее продолжали смотреть, ожидая чего-то более внятного.

— Так Листвяна жива? — поинтересовался один из леших с надеждой.

И Санька честно сообщила:

— Не знаю. — На душе как-то сразу стало легче. Страх отступил. Пришла уверенность. — Но я надеюсь, что она жива. Пожалуйста, не расспрашивайте меня ни о чем сейчас. Это важно.

Ее поняли и больше не допытывались.

А тем временем процессия достигла цели.

Омнибусы остановились перед зданием. Все вышли.

— Просим вас пройти за мной.

На ступенях исполинской лестницы их встретил старый знакомый — тот самый министр, которого Санька повстречала в первое утро своего пребывания в лесу. Он ей еще тогда не понравился, а сейчас она утвердилась в своей неприязни. Властное лицо, холодный взгляд, поджатые губы. Красив, вот только красота такая не притягивает, а наоборот, выглядит опасно.

Санька как-то попыталась выяснить у Яры его имя и фамилию, но оказалось, что по местной традиции министры официально отказываются от своих фамилий и имен, становятся безымянными слугами народа, поэтому называются просто по должности, либо, если есть необходимость, по должности с большой буквы.

Помнится, Санька поинтересовалась:

— Как появилась столь странная традиция и в чем ее смысл?

Яра пояснила тогда:

— Смысл — борьба с воровством при дворе и коррупцией. В государственной казне Либрии есть два уровня: королевский и министерский. Второй нужен для того, чтобы министры, управляющие различными сферами жизни, имели доступ к деньгам и не дергали всякий раз королевскую чету. И… Ну, ты понимаешь, многие министры были не слишком честны и позволяли себе лишнее. Дворец окружили мощнейшим защитным заклинанием, не позволяющим просто так взять и утащить деньги, рассовав их в карманы. Тогда на черном рынке появились специальные артефакты, способные переправлять небольшие предметы из одного места в другое. Но артефакты эти были именные. Магия требовала использования своего имени — такое условие. Поэтому, чтобы пресекать воровство, министров заставили отказаться от своих имен. Это было давно, многое с тех пор изменилось…

— Понятно…

В центре толпы Санька дошла до большого зала. Свет, проникающий через полусферу прозрачного купола, отражался на лакированных поверхностях начищенных до блеска сидений красного дерева. С балок под потолком свисали массивные люстры на цепях. В конце зала находилось возвышение с каменной трибуной, украшенной драпировками из бархата, золотыми кистями и гербом.

Леших попросили рассесться.

Министр взошел на трибуну и принялся вещать.

Он говорил обтекаемо и туманно. Долго. Бесконечно долго.

— Я не могу понять, к чему он клонит? — шепнула себе под нос Шанья. — Что происходит?

— Это заклинание, — тихо ответил кто-то с заднего