Никаких экстраординарных событий в подъезде со времензаселения сюда Сардика не случалось.

Открыв, он обнаружил за дверью молодого парня лет двадцатитрех-двадцати пяти (самому Сардику не так давно исполнилось 28). Смуглого,жестковолосого, с ленивыми и какими-то сонными глазами. Сардик потом частодумал, что первое впечатление о Гаро было самым верным: он спал наяву. Вот итогда он невидящим взглядом смотрел на звонок, который звонил сам собой.

Кнопка запала, решил Сардик. Но кнопка не запала, и не былаутоплена, и выглядела такой же, как всегда, а звонок все звонил и звонил.

– Ты Сардор, – сказал Гаро, не обращая внимания нанепрекращающийся резкий звук.

– Ты что сделал с кнопкой?

– Ничего. Нажал один раз и больше не трогал. Я Гаро.

– Да понял я, понял. Проходи.

Звонок удалось усмирить, только прибегнув к хирургическомувмешательству: поднявшись на стремянку, Сардик вырвал провода. И – сверху –продолжил осмотр нового жильца. Гаро был невысоким, ладно скроенным и бедноодетым: пуховик, вязаная шапка-«пидорка», голубая рубашка из хлопка, фланелевыештаны и вьетнамские матерчатые тапочки, надетые на две пары толстых носков изкозьего пуха. Тапочки стоили рублей пятьдесят, не больше. В руках Гаро держалобшарпанный фибровый чемоданчик, и видно было, что он совсем не тяжел.

Обольщаться насчет вещей не стоило – все они начинали смалого: и Женька, и Мчедлидзе, и Иван Бабкин, и байкер Леопольдыч.

– Не мерзнешь в тапочках? Зимы здесь будь здоров.Может, имеет смысл валенки купить?

– Про зимы здесь все знаю, но не мерзну почему-то. Такчто валенки покупать смысла нет.

Исчерпывающий ответ, ничего не скажешь.

– Поможешь перенести картины? – спросил Сардик.

– Ага, – ответил Гаро, но так и остался стоять наместе.

И сдвинулся с него только тогда, когда Сардик сделалпоследнюю ходку: с композицией, в центре которой был архитектурный памятникБиби-Ханым. Именно его большинство несведущих людей принимало за лягушку. Абольшинство сведущих – за дух Марка Шагала.

– Вот Биби-Ханым. – Гаро ткнул коричневым пальцемв картину.

– Точно! – Сардик был поражен. – Как тыдогадался?

– Зачем догадался? Ясно же, что это Биби-Ханым.

Гаро прошел в мастерскую следом за Сардиком и сноваостановился возле двери, сонным взглядом осматривая помещение. И картинызаодно.

– Сямисэн, – изрек он. – Только почему-тоструны оборвались.

Сардик так и сел в старое продавленное кресло, котороепомнило и Галку-Соловья с Анькой-Амаретто, и любовниц байкера ссоло-гитаристом, и Женькиных вечно щебечущих моделек.

– Знаешь, что такое сямисэн?

Вопрос был вполне закономерным, потому что на лице Гаро непрочитывалось и неполной средней школы. А прочитывались уборка хлопка, уход заовцами и лошадьми, утренняя дойка верблюдиц и вечерняя молитва – лицом навосток.

– Конечно. Я даже играл на сямисэне. Хорошо получалось.

Сардик почувствовал легкое щекотание в носу: так быловсегда, когда кто-то в его обществе начинал беззастенчиво и без всяких к томупредпосылок врать. Погоди-ка, друг, сейчас я выведу тебя на чистую воду!..

– И кто же тебя научил играть на сямисэне?

– Один японец, очень добрый человек.

– И где ты встретил этого японца? У себя в ауле? Или…что там у вас?

– Зачем так говоришь? – Гаро нисколько не обиделся. –Зачем в ауле? Японцы называются японцами, потому что живут в Японии. Это всезнают.

– А ты, значит, был в Японии?

– Конечно. В городе Китакюсю, префектура Фукуока.

Сардик приуныл: простейшее по имени Гаро ни в жизнь бы недодумалось до изысканного «Фукуока» и уж тем более – до забористого «Китакюсю».А если бы додумалось – то не запомнило. Отсюда вывод – и Фукуока, и Китакюсю, идобрый японец с сямисэном существуют. И Гаро с ними знаком. Но сдаваться безбоя Сардику не хотелось, потому он и спросил:

– И что же ты делал в Японии?

– То же, что и везде. Убирал офисы. Здесь я тоже убираюофис.

Видимо, в Японии большой дефицит уборщиков, если требуютсякадры со стороны.

– А как ты туда попал?

– Так же, как во все другие места.

– И много было этих мест?

Гаро зажмурил глаза, вытянул вперед руки и стал перечислять«места», по очереди загибая пальцы:

– Город Шарлеруа в Бельгии. Город Каштелу-Бранку вПортугалии. Город Джендуба в Тунисе. Город Парамарибо в Суринаме. Город Люцернв Швейцарии. Там было красиво. Про Китакюсю ты уже знаешь, а сямисэн тынарисовал немножко не так, как нужно: сверху должен быть один колок длязакрепления струны, а снизу два. У тебя все наоборот.

– Учту, – только и смог выговорить уязвленныйСардик. – В следующий раз, когда мне нужно будет запечатлеть какой-нибудьмузыкальный инструмент, я обязательно проконсультируюсь с тобой…

…Гаро и вправду оказался «парнем с секретом», хотя Сардик иподозревал, что секрет этот выеденного яйца не стоит. Тем сильнее Сардикмучался, силясь разгадать его. Гаро был прост, чтобы не сказать – примитивен, аесли и рассказывал о своей прошлой жизни – обо всех этих шарлеруа, парамарибо икаштелу-бранку, то как-то очень своеобразно, с точки зрения уборщика офиса.Клерки в Парамарибо и Джендубе – ужасные грязнули, не то что клерки в Люцерне иКитакюсю: можно сказать, что там ты получаешь зарплату просто так, не особозатрудняя себя работой, – так везде чисто. Кроме того, города, в которыхкогда-то работал Гаро, выглядели как-то чересчур изолированно от всего остальногомира. Все подходы к ним, воздушные и наземные пути, смотрелись одним белымпятном. Однажды Сардик не выдержал и сделал то, чего не делал никогда. То, чтосчитал низким и недостойным порядочного человека: он проник в комнату Гаро вотсутствие хозяина и открыл его фибровый чемоданчик. Ничего достойного там необнаружилось, какое разочарование! Только сменная рубашка, еще одни брюки (наэтот раз – из черного крепа) и еще одна пара Вьетнамских тапочек. И шестьодинаковых деревянных коробочек с домино.

Зачем Гаро такое количество доминошных костей? Неизвестно.Тем более – Гаро никогда не предлагал Сардику забить козла на досуге. Странный,странный тип, этот Гаро!..

Абстрагировавшись от коробочек с костями, Сардик приподнял иперетряс рубаху и брюки, а также заглянул во все немногочисленные карманычемоданчика в надежде найти документы и хоть какое-то вещественноеподтверждение Люцерна и К°. Хоть какую-то память о них.

Хренушки!

Ни паспорта, ни справки о регистрации. Ни писем, ниоткрыток, ни телеграмм, ни корешков от денежных переводов куда-либо – тольконебольшая сумма в рублях, вложенная в помятую двухстраничную брошюрку«Пользуйтесь услугами American Express», такие грошовые аляповатые завлекаловкичасто раздают в переходах метро. Был еще кулек со слипшимися леденцами,несколько пластинок жвачки, видавший виды каталог выставки какого-тофранцузского фотохудожника и недорогие бусы из сердолика: Сардик даже нерискнул представить себе женщину, чье счастье они могут составить. И все. Вчемодане не нашлось ни одной фотографии, повествующей о жизни уборщика илижизни его близких (в том числе той, кому предназначались бусы) – толькополяроидный снимок самого Гаро, наклеенный на внутреннюю поверхность крышки. Наснимке Гаро представал в компании с большеухим голым котом (на взгляд Сардика –абсолютным страшилищем, а ведь находятся любители этой чудовищной породы!).Гаро, судя по всему, был как раз любителем: он улыбался сидящему у него наплече коту. И кот вроде как улыбался Гаро – идиллия, да и только!.. Электроннаядата в правом углу снимка отсылала Сардика на десятилетие назад, в то самоевремя, когда он впервые появился в Пскове, чтобы потом перебраться в Питер. Котс поляроида, должно быть, давно почил в бозе, а вот Гаро… Он выглядел таким же,каким выглядел и сейчас, – двадцатипятилетним!..