Москва, Лосиный остров,

8 июля, пятница, 11:47

– Ты чего дёргаешься? – строго спросила возглавляющая привратную стражу дружинница. – Нервничаешь?

– Я не фёргаюсь, – ответил Кувалда. – Я такой постоянно.

– Дёрганый?

– Такой.

– Такой, как будто дёрганый?

– Такой, как буфто глава семьи! – гордо ответил одноглазый, испытывая непреодолимое желание сделать глоток из фляжки, но не рискующий выпивать в присутствии боевых ведьм.

На самом деле великий фюрер всегда немного дёргался при посещении дворца, поскольку не доверял колдуньям и боялся, что они сотворят с ним что-нибудь неприличное, но ни за что не собирался рассказывать о своих страхах.

– Нервничаешь? – продолжила люда.

– Нет.

– Тогда почему ты так пахнешь?

– Я всегфа так пахну, это наша семейная горфость.

– Запах может быть токсичным? – скрывая ухмылку, поинтересовалась вторая ведьма. – Вдруг мы его пропустим, а он кого-нибудь потравит?

– Никого я не потравлю! – заволновался одноглазый, но его никто не слушал.

– Как сделать анализ их запаха? – осведомилась начальница караула, которая поняла, что подчинённые затеяли потеху.

– Может, отправим экземпляр на исследование? – предложила шутница.

– Экземпляр запаха? – хохотнула начальник. – В пакете? Охота руки марать.

– Отправим на экспертизу вместе с носителем, – рассмеялась шутница. – Там его сначала заморозят, чтобы посмотреть, сохранится ли вонь при низких температурах, потом разогреют до ста тридцати градусов…

– Сто тридцать – это сауна, его до двухсот поджарят.

– Согласна…

В первый момент Кувалда крепко перепугался. Он растерянно мялся, шевелил губами, пытаясь что-то сказать в свою защиту, но не решаясь, умильно заглядывал дружинницам в глаза и постепенно приходил в ужас. Но когда речь зашла о сауне, великий фюрер сообразил, что над ним шутят, а точнее – издеваются, и опомнился.

– Буфете зубоскалить – пущу такой запах, что вы точно перефохнете, – пригрозил он, подтягивая пустой боевой пояс – на территорию Зелёного Дома посторонние с оружием не допускались.

– Разработал секретное оружие?

– Среди их предков были скунсы?

– Почему среди предков? Он выглядит так, будто хвост только вчера отвалился…

«Злее, – неожиданно понял великий фюрер. – Они стали злее».

Раньше над ним тоже подшучивали, но не так агрессивно, можно сказать – дружески. Ведьмы именно зубоскалили, развлекаясь на скучном дежурстве, а теперь их подначки больше походили на нападки. И это, несмотря на то, что во дворец прибыл глава семьи, пусть и вассальной.

Зелёные стали злее…

– Зачем явился? – грубовато поинтересовалась начальница караула, резко оборвав смех.

– На ауфиенцию.

– К кому?

– К королеве.

Кувалда надеялся польстить зелёным, назвав Всеведу ещё незаслуженным титулом, но ошибся.

– У нас нет королевы, – холодно сообщила начальница. – Только Берегиня Трона.

– К Берегине, – торопливо поправился великий фюрер, с ужасом наблюдая за тем, как в зелёных глазах боевых ведьм появляется раздражение.

– Шелудивый пёс, – прошептала шутница.

– Спокойно, сестра, – начальница караула уже взяла себя в руки и теперь беспокоилась о том, чтобы подруги не наговорили лишнего. – Всё в порядке. – И покосилась на дикаря: – Проходи.

Одноглазый с радостью исполнил приказ.

Зелёный Дом считался самой красивой штаб-квартирой Тайного Города. Чуды, разумеется, имели другое мнение на сей счёт, навы, по слухам, тоже, но и те, и другие, скрипя зубами, соглашались, что утопающий в зелени дворец поражал совершенством линий и удивительной гармонией с природой: камень, брёвна и живая растительность сплетались в нём в прекрасный, вызывающий восхищение ансамбль. Кувалда, возможно, тоже полюбовался бы замечательной постройкой, но великий фюрер всегда являлся во дворец по делам, на которых тщательно сосредотачивался, и не мог себе позволить отвлекаться на окружающую красоту – чтобы не растерять мысли.

И уж тем более, он не мог себе этого позволить сегодня: Кувалда надеялся повидаться с самой Берегиней Всеведой, повторял про себя обрывки аргументов, которыми надеялся заинтересовать всесильную жрицу, и даже выучил специальный поклон, как ему казалось – невероятно элегантный. Одноглазый чувствовал, что пропадает под напором Мамани и Сопли Дуричей, и Берегиня оставалась его последней надеждой на благоприятный исход очередного кризиса.

«Иначе межфоусобица, мля, – вздыхал про себя великий фюрер. – Я их, конечно, завалю, но сейчас валить никого нельзя, иначе Всевефа меня повесит…»

А такой расклад событий не нравился одноглазому ещё больше, чем оказаться под властью Мамани.

Однако изложить слезливую просьбу лично Берегине у Кувалды не получилось: стоявшая у дворцовых дверей фата внимательно сверилась со списком посетителей, с трудом отыскала одноглазого и направила его не в «королевское» крыло, а в канцелярию, к фее Потане, что вызвало у дикаря понятное разочарование:

– То есть с королевой я не встречусь? – протянул он и услышал в ответ холодное:

– Берегиня занята.

Во всём дворце только Потана и в глаза, и за глаза называла Всеведу Берегиней, а не «Ваше величество», как дружно делали придворные. Всеведе такое свободомыслие не нравилось, но фею она не трогала, поскольку после гибели фаты Ямании, секретаря королевы Всеславы, Потана осталась самым опытным бюрократом Зелёного Дома, и без неё королевское делопроизводство попросту застопорилось бы. Потана, в свою очередь, прекрасно понимала, что злопамятная Всеведа выкинет её из канцелярии, едва подыщет достойную замену, но продолжала называть Берегиню – Берегиней и с достоинством исполнять свои обязанности.

– Ты испрашивал аудиенцию, – напомнила фея, поглаживая клавиатуру компьютера, то есть давая понять посетителю, что время дорого.

– Я хотел…

– Отчитаться?

– О чём? – растерялся великий фюрер.

– Обычно ко мне приезжают отчитываться.

До недавнего времени Потана руководила ревизионным отделом канцелярии Её величества и сохранила многие прежние привычки.

– Нет, я про женщин, – промямлил сбитый с толку Кувалда.

– Тут я ничем не могу помочь, – сухо произнесла фея. – Езжай к концам.

– В том-то и фело, что они, концы, суки, уже у меня, – не выдержал одноглазый. – И из-за этого всё плохо.

– Из-за концев?