рождения, и я живо представил себе, как ты ходила его выбирать, как отправила. Нет, ни время, ни расстояние не могут отдалить твой образ и ты по-прежнему (по-новому), близка, дорога, любима.

Ребенок мой родной, перечитываю «Анну Каренину», сейчас заканчиваю второй том и опять думаю о тебе и о нашем счастье – помнишь, как ты любила и часто вспоминала место объяснения в любви между Китти и Левиным, то место, где Китти мелком пишет начальные буквы слов, выражающих ее чувство и Левин (догадаться, какие это слова, невозможно), прочитывает их силой внутреннего просветления, силой своей чистой любви, которая одинакова в нем с Китти. Кстати, я не представляю Китти женщиной, в ней воплощено самое девичество, в нем ее прелесть, она и после замужества остается той же, а Анна женщина par exelence как говорят французы, по самому факту своей жизни. Я ловлю в тебе ее (Китти) черты и чувствую себя способным (вопреки возрасту) повторить их (Китти и Левина) светлое и чистое чувство и повторяю его в душе, моя Коинька, моя далекая вечная невеста. Я и сейчас продумываю наше будущее, строю различные планы нашей совместной жизни – разве может быть, чтобы мы не были рядом друг с другом? Нет, мы не кончили нашей жизни, мы, скорее, еще не начинали ее, будем верить в наше будущее, любить и ждать его.

Давно уже нет от тебя писем. Последнее было от 4 июня, затем пришла бандероль с Карениной, еще одна с Пушкиным и вторая посылка, отправленная водой, та, которую ты называла «промежуточной», а посылка, посланная вслед за ней (где были консервы), пришла раньше.

Еще и еще раз: мне нужно, чтобы ты возобновила свои силы, без этого у меня нет покоя, я скоро начну смотреть на посылки как на врагов – т. к. подозреваю, что они лишают тебя отпуска. Я сейчас чувствую себя лучше. Здоров и по сравнению с зимой заметно поправился. Правда, природа не балует летними днями. Кое-где лежит снег, дует холодный ветер, но уже было 2 или 3 теплых дня, которые можно назвать летними. В тундре живут цветы, яркие и ароматные, так что «всюду жизнь».

Целую тебя, любимая, радуюсь тому, что ты есть на свете и что с тобой есть моя вера в дружбу, любовь, человека, в будущее.

Твой Саня.

№ 371. Н. В. Ельцина – А. И. Клибанову

Кранц241 3.VIII.49 г.

Мой любимый, посылаю тебе второе письмо из этого уголка. Я здесь около двух недель и чувствую, что набрала немного сил. Лечения никакого, кроме морских ванн. В море не купалась, т. к. все эти дни погода не очень теплая. Море все время в непрерывном волнении, был и шторм. Все время думаю, как бы мы с тобой здесь хорошо отдыхали. Очень хорошие дороги среди полей, при этом на дороге всегда есть тень от высоких деревьев, посаженных по обе стороны, чаще всего это липы. Проходишь маленькие поселения – красные черепичные крыши, фруктовые сады, все в зелени. На крышах иногда можно увидеть аиста. Видела индюка и вспомнила, как мы с тобой под Ригой в рыбацком поселке тоже любовались этой птицей. Была в Калининграде, видела памятник Шиллеру. Лицо строгое, как на портретах, на плечах плащ. Видела старинную крепость и соборы 15‐го века. Еще не была в кафедральном соборе, там есть могила Канта. В основном город разбит, остались лишь фасады зданий и среди всех развалин буйно растут молодые деревца, кусты и цветы. Это символично. Миша242 с женой уехал. Видела его книжку «От суеверий к науке» – популярная, компилятивная – абсолютно не интересно.

Родной мой, не знаю, как помочь Сонечке243. Очень много делала усилий, обращалась ко многим врачам, не берутся. Володя беспомощен тоже. Мучит это меня день и ночь. Все надеюсь, что по приезде домой найду от тебя письмо. Как всегда, жду его всей душой. Это единственное утешение – знать, что ты здоров, и надеяться, надеяться, что мы будем вместе.

Посылок тебе послали целый караван, а когда я приеду домой, то еще пошлю две до 1 сентября. Получил ли ты некоторые книги: Пушкина (две книжки), о Пушкине и т. д. Нужно ли посылать центральные газеты? Обещаю тебе осенью послать книг, руки не доходили, очень много было работы, посылочных дел и всяких хлопот.

Купила себе платье и летнее пальто, последнее нужно переделать. Митины244 романсы на слова Пушкина купили. Пишет он оперу на сюжет Лавренева. Мать его245 принесла мне коробочку хорошего трубочного табаку. Послала его в вещевой посылке.

Если бы ты знал, мой родной, сколько о тебе думаю. Не падай духом, будем верить в нашу встречу, в нашу жизнь в нашу судьбу. Обнимаю тебя, благословляю тебя, всегда с тобой.

Твоя К.

№ 372. А. И. Клибанов – Н. В. Ельциной

18.VIII.49 г.

Родная моя, получил твое письмо от 12.VII и от души порадовался ему. В первый раз ты написала об успехах в работе и, зная твою большую скромность, догадываюсь, что ты и в самом деле сделала что-нибудь очень хорошее. Радует также, что ты собираешься в отпуск и мое письмо, вероятно, уже застанет тебя в Ленинграде, поздоровевшей и бодрой после всего, что тебе пришлось пережить. И твоя приписочка, что ты купила (купила или сделала?) шелковое синее платье, мне была очень приятна. После перенесенного несчастья, на долго ли, на коротко ли, наступает душевный шок. Если это признаки исцеления, слава богу!

Мне кажется, что в ночь на 12.VII., когда ты мне писала, у тебя была минутка покоя, и я почувствовал ее в твоем письме и в самом почерке твоем, более собранном и ровном, чем обычно.

Ко мне пришли посланные тобой книжки – стихи Орбелиани и повесть Воеводина о Пушкине. Спасибо за них, а главное за то, что ты веришь, что я не утратил способности радоваться чистым и светлым чувствам. Я нашел их в этих книгах, и спасибо тебе за книги и за веру в меня. Мы бы не мало поговорили об этих книгах, будь мы вместе. Книжка стихов хороша, но Орбелиани все же не Бараташвили, последний глубже, талантливее, и хотя оба воспитанники русской классической поэзии XIX века, Бараташвили, мне кажется, более самобытен. Кстати, знаешь ли ты, что Бараташвили умер 28 лет от роду. Книгу Воеводина я прочел с удовольствием – простая сердечно