его, но не понимает. Белый снег. Снежные лилии. Спать. Ее куда-то несут. Снова темный говор. Снег. Спать. Она не понимает слов. Ее руки и голова безвольно покачиваются в такт шагам. «Оставьте меня! Оставьте меня здесь…» Ее мысли никто не слышит. Ее продолжают куда-то нести, а она не в силах проснуться, не в силах пошевелиться. Наконец – тишина.

До ее слуха доносится тихое потрескивание сухих поленьев в камине. Она пытается пробиться сквозь сон, наконец, ей это удается, и она открывает глаза. Она снова в замке демона. Это проклятое место. Однажды попав сюда, вырваться из его стен, видимо, уже невозможно.

Молодой Лорд Тьмы сидит в кресле с высокой спинкой, и она видит лишь его плечо и пару рук. Он не оборачивается к ней.

– Все играешь в свои игры с зимой, Тиир-Таарэ… Она сильнее тебя. Однажды она тебя не отпустит.

– Где наш ребенок? – она садится на постели и оглядывается по сторонам, ища глазами сына.

– Ребенка нет. Тебе все приснилось.

– Это не было сном, Леон!

– Это был сон! – Он стремительно поднимается, и от силы его движения тяжелое кресло отлетает в сторону и с грохотом падает на каменный пол. – И теперь настало время проснуться.

Она молчит, чуть разомкнув губы и хлопая длинными упругими ресницами. Мимолетный испуг сменяется чувством безысходности, ставшим уже привычным для нее в последнее время. Она поднимается и неуверенными шагами подходит к окну.

– Верни его, Леон, – ее голос дрожит. – Он погибнет один, там, в горах…

– Разве не для этого ты отнесла его в лес и оставила там? – он подходит к ней сзади и смотрит поверх ее головы на верхушки заснеженного леса.

– Я просто хотела уйти с ним, с нашим ребенком, чтобы никогда не позволить вам встретиться… Ты хотел, чтобы его не было. Его нет…

– Ты поступила правильно, Тиир. Он просто уснул. А проснется он уже другим.

– Да, он уснул, – повторила она эхом. – Он просто уснул. Навсегда. Он замерз. Там, в снегу. Твои демоны оставили его там. Твой сын умер. Они убили его. Они убили нашего сына! Ты должен был оставить меня. Ты должен был позволить мне уйти! Я хотела уйти с ним, от тебя, от всего этого. Ты не отпустил. Мы убили его, Леон. Ты убил его! – она резко обернулась к нему, и он невольно отступил, увидев бешеный болезненный блеск в ее глазах. – Теперь я стану вечным напоминанием о том, как ты чужими руками избавился от своего первенца, – прошептала она, глядя на него в упор чуть прищуренными глазами. – Ты жалок, Леон. Твой страх убивает тебя. Твой страх перед младенцем лишил тебя рассудка. Я больше не желаю знать тебя. Ты не тот, кого я любила. Дух твоего отца вселился в твое тело и продолжает властвовать. Махталеона, которого я знала, которого я любила – его больше нет… Уходи. Уходи или позволь уйти мне. Я не хочу тебя больше знать. Нас больше нет. Нашего сына больше нет. Ничего больше нет.

– Я не уйду, – он останавливается в шаге от нее, – и ты не уйдешь.

Он пытается говорить спокойно, но волна ярости захватывает его, и он чувствует, что не сможет сдержать ее. Он закрывает глаза и делает глубокий вдох. Подобные приступы последнее время участились, и он с трудом справляется с ними. Вот оно, начало расплаты за полученную власть!

Тиир тоже чувствует это. Она знает, что он не отпустит ее. Его руки ложатся на ее плечи и с силой сжимают их. Его пальцы дрожат. Его дыхание учащается. Он смотрит в ее глаза, и он ужасен. Перед ней его отец, мрачный Лорд Тьмы, чье имя не называют ни в Свете, ни во Тьме даже после его смерти. Она содрогается от его взгляда. Нет, это не страх. Она не боится его. Это ощущение полной беспомощности. Не перед ним, но перед обстоятельствами. Она все еще безумно влюблена в него, и осознав это в который раз, она чувствует, как что-то болезненно сжимается у нее в груди, и горло ее сдавливает металлический обруч. Она бессильна. Она не может противостоять недугу, поразившему его, этой одержимости, этому безумию. Перед ней чудовище, исчадие ада, которое само не ведает, что творит, и все же одержимо ею до безумия, и она любит его по-прежнему, любит страстно, до изнеможения. Два влюбленных безумца, которым не суждено быть вместе, но и расстаться теперь невозможно.

– Ты чудовище, Леон, – шепчет она, глядя ему в глаза.

– Называй меня, как хочешь.

– Воин, замысливший убийство ребенка!

– Это не ребенок, Тиир, это проклятие! Это плата за власть, полученную через отцеубийство. Ему лучше умереть сейчас, пока он еще не познал вкус жизни в полной мере, пока не успел пристраститься к этому упоительному напитку. Так проще. За ним нет зла. Он перевоплотится. Ты сделала все, как должно.

Он пытается обнять ее. Она отталкивает его.

– Тебе не будет прощения!.. Демон, испугавшийся ребенка!

– Нет, не ребенок страшит меня, – шепчет он. – Не страх быть убитым им. Не страх потерять и жизнь, и власть в одночасье. Я боюсь другого, Тиир… Я не могу потерять тебя, – он прижимает ее к себе, не обращая внимания на ее молчаливые протесты; его слова скользят вдоль ее шеи и растворяются в ее волосах. – Разлука с тобой страшит меня куда больше смерти. Без тебя нет смысла в моем существовании. Зачем мне жить, чего ждать, к чему стремиться, если… тебя нет?..

Он утопает лицом в ее волосах. Он прерывисто вдыхает ее запах. Ярость, вспыхнувшая в нем, начинает понемногу угасать. Воспоминания о когда-то бывшей между ними близости рождают в нем новые желания. Он убирает волосы с ее плеча и шеи, и она чувствует нарастающие нежность и страсть в кончиках его пальцев. Только не это! Только не теперь. Она снова не сможет устоять перед этой волнующей дрожью в его пальцах. Она снова простит его!

– Не стóит, Махталеон, не начинай, я не верю тебе! Ни единому твоему слову я больше не верю! – она зажмуривается и пытается закрыть ладонями уши, чтобы не дать себе возможность слышать его обольстительные речи. Она не желает видеть его темные глубокие глаза.

– Не верь мне, – его слова теперь быстры и поверхностны; она еще сильнее прижимает ладони к ушам, но слова его, кажется, проникают внутрь,