Львов, выставили сильную артиллерию и начали громить его огнестрельными снарядами; а время от времени делали приступы и пытались ворваться в город. Но львовские граждане, как и в первую осаду Хмельницкого (в 1649 г.), оказали мужественное сопротивление. Обороной руководил генерал артиллерии Кристоф Гродзицкий. Во время сей осады части русских войск ходили еще далее вглубь покоренных земель, брали пленных и добычу. Они достигали до Замостья и Люблица; первый город вновь отстоял себя, а второй присягнул на имя московского царя и дал окуп. Но осада Львова затянулась. Успеху львовской обороны более всего помогли искусно веденные переговоры, которые тянулись почти все время осады. На увещательные грамоты Хмельницкого о сдаче и принесении присяги царю Московскому городское управление присылало красноречивые ответы о своей верности польскому королю. Делегаты сего управления (Кушевич, Сахнович, Лавришевич и др.) свободно приходили в стан Хмельницкого, расположенный на Святоюрской горе, находили здесь радушный прием и угощение и своими переговорами удачно выигрывали время. Заметив не особенно дружеские отношения между Хмельницким и Бутурлиным, они с иезуитской ловкостью умели произвести в гетмане еще большее охлаждение к его московским союзникам. Причем они иногда искусно льстили самолюбию казаков, выхваляя их храбрость, приписывая исключительно им одержанные военные успехи и стараясь унижать москвитян. В самом окружении гетмана они нашли себе помощников в лице генерального писаря Ивана Выговского и переяславского полковника Павла Тетери. Выговский, по всем признакам, уже тогда начал изменять Москве и склонял гетмана к пощаде осажденного города; а Тетеря, человек школьного образования, владевший латинским языком, однажды во время спора городских делегатов с гетманом шепнул им по-латыни: «Sitis constantes et generosi» (будьте тверды и мужественны, т. е. не уступайте). В пользу осажденного города ходатайствовал перед гетманом и русский епископ во Львове Желиборский. В стане Хмельницкого сошлись тогда послы и Яна Казимира, и Карла Густава; каждый, конечно, склонял его на свою сторону. Эти переговоры и колебания гетмана ослабили энергию осады. Он, очевидно, не показывал большой охоты завоевать сей город для московского царя. Осада длилась уже около шести недель; наступили осенние непогоды и недостаток запасов, а главное, пришли вести о движении крымского хана на Украйну на помощь полякам. Наконец, гетман, ограничась сравнительно небольшим окупом, 8 ноября (нов. ст.) отступил с казацкими полками от города. За ним принужден был то же сделать и воевода Бутурлин с московскими полками; причем пошел так спешно, что бросал пушки дорогой, и войско его сильно страдало от голода и холода. Вообще этот воевода, начальствуя многочисленным московским войском, сыграл довольно жалкую роль под Львовом, рядом с гетманом. Столь взысканный царем за удачно произведенную присягу Малороссии, он утратил теперь милость государя и вскоре после сего похода умер в Киеве.

Таким образом, из главных городов Речи Посполитой Львов был единственный, отразивший неприятелей и оставшийся в руках поляков. А на Днепре держался еще против русских Старый Быхов, осажденный наказным гетманом Иваном Золотаренком, который и получил тут смертельную рану. Но вообще положение Речи Посполитой было отчаянное, вследствие двух нашествий, московского и шведского. Кроме шведов и русских, ее теснили седмиградский князь Ракочи, претендент на польскую корону, и «великий курфюст» Бранденбургский Фридрих Вильгельм, как герцог Восточной Пруссии стремившийся освободиться от польско-литовской зависимости. Для Польши в третьей четверти XVII столетия наступило то же смутное время, какое происходило в первой четверти в Московском государстве. Ее спасли, с одной стороны, религиозное одушевление, напомнившее такое же одушевление русских людей в самую тяжелую эпоху, с другой – возникшее вскоре столкновение между ее главными неприятелями, то есть Москвой и Швецией, – столкновение, вызванное искусными или, точнее, коварными политическими махинациями поляков и их католических покровителей.

Шведские наемные войска своими реквизициями или поборами и грабежами скоро так возбудили против себя население, что в разных краях Речи Посполитой началось вооруженное движение против шведского владычества; явились смелые предводители, собиравшие добровольные шляхетские ополчения, которые нападали на отдельные шведские отряды или разоряли поместья шведских сторонников. Патриотическое движение это особенно усилилось с того времени, как знаменитый Ченстоховский монастырь паулинов, с помощью местной шляхты, выдержал почти полуторамесячную осаду шведского генерала Миллера и отразил несколько штурмов. Душой обороны явился энергичный настоятель сего монастыря Августин Кордецкий. 26 декабря Миллер снял осаду. В малом виде это событие напоминало польскую осаду нашей Троицкой лавры. Отражение неприятеля было приписано заступлению Божией Матери, монастырская икона которой с того времени стала пользоваться чрезвычайным почитанием, и самую Богоматерь поляки объявили тогда покровительницей и даже королевой Польши. Религиозное одушевление охватило народную среду; восстание против шведов росло; между прочим, восстали карпато-татранские горцы. В конце декабря (нов. ст.) завязана была против шведского короля Тышовицкая конфедерация, к которой приступило и присягнувшее было сему королю войско, с гетманами Потоцким и Лянцкоронским во главе. В Великом княжестве Литовском, где со смертью Януша Радзивилла шведско-диссидентская партия потеряла своего главу, также возникло сильное движение против шведов. В начале января 1656 года Ян Казимир мог уже воротиться в Польшу; на некоторое время он остановился во Львове и отсюда руководил дальнейшими мерами обороны14.

Едва ли не более, чем вооруженное патриотическое движение, помогли полякам дипломатические маневры.

В эту критическую эпоху Ян Казимир и супруга его Мария Гонзаго развили самую энергичную дипломатию; их послы скакали во все стороны и отыскивали помощь. Мария пыталась возбудить родную ей Францию против Швеции на защиту Польши; но французская политика обыкновенно держалась Швеции, как своего естественного союзника против Габсбургов. От короля и сената рассылались предложения мира и всякие убеждения к соседям и не соседям. Москву они старались поссорить со Швецией, Хмельницкого возбудить против царя, бранденбургского курфюрста и седмиградского князя отвлечь от союза с Карлом Густавом, Голландию и Данию возбудить к войне со шведами; а особенно налегали на католическую Австрию, стараясь получить от нее всякую помощь и войском, и посредничеством; в чем им помогала и Римская курия. Притом же Ян Казимир, как сын австрийской принцессы, приходился двоюродным братом императору Фердинанду III, и сей последний тем усерднее вступился за единоверную Польшу против ее северных и восточных иноверных соседей. Отказывая пока в вооруженной помощи, он обратился со своим посредничеством к московскому царю, которого постарался не только помирить с поляками, но и возбудить к войне со шведами.

Государь еще находился в Вильне, когда в конце августа 1655 года получил донесение от новгородского воеводы князя Ивана Андреевича Голицына о прибытии великих цесарских послов. Уже в самом выборе их пути скрывалась задняя мысль: чтобы отстранить подозрение в тайном соглашении с поляками,