тут же вскинулась шхарт. – Господин заходил нынче вечером, совсем недавно! И ты сама была при этом.

Говорить старалась равнодушно, но Накато услышала нотки раздражения в голосе.

- Ну, он просто зашел и вышел, - протянула она, неторопливо собирая остатки ужина на поднос. – А ночь снова проведет с одной из своих наложниц.

- Ты что это, меня пытаешься вывести из себя?! – теперь уж Рамла вскинулась открыто.

- Что ты, госпожа! – Накато подняла на нее взгляд, вытаращила глаза, будто в изумлении. Даже бросила свое занятие – вроде как забывшись. – Как можно. Я бы не посмела раздражать тебя. Мне же самой от этого будет хуже, - прибавила она грустно, возвращаясь к уборке. – Прости, это я так. Просто я помню, как он постоянно находился рядом, а теперь – словно забыл о тебе! И ты вечера и дни свои проводишь здесь, в этом шатре, одна, - она вздохнула. – Несправедливо это.

Вздохнула с совершенно искренним огорчением, предвидя бурю. Но пусть уж Рамла думает, что это служанка сожалеет о госпоже.

Повисло молчание. Накато продолжала собирать посуду с остатками еды на поднос, ожидая, что в любой миг обозленная ведунья пнет его, разбрасывая все по полу.

Однако вспышки гнева не последовало.

Собираясь выносить поднос, девушка украдкой взглянула на хозяйку. Та сидела на своем ложе, уперев ладони в колени, невидяще уставившись перед собой.

Что ж, возможно, буря минует. Если, разумеется, шхарт ничего не надумает, пока Накато станет относить поднос. Ладно, хотя бы разбросанную еду не придется собирать по всему шатру – успела все сложить и забрать. С этой мыслью девушка выскользнула с подносом прочь за полог.

Когда вернулась, ведунья сидела на ложе в той же позе и с тем же застывшим выражением на лице.

Нет, когда она замирает с таким видом, это непременно оканчивается в конце концов вспышкой ярости! Рамла попросту не умеет иначе. А пальцы, сжавшиеся на коленях, до чего напряженные!

Будь проклят Амади со своими замыслами и заданиями.

- Хочешь, я причешу тебя, госпожа? – тихо осведомилась Накато, опускаясь перед Рамлой на колени и заглядывая ей в лицо снизу.

- Что?! – та дико воззрилась на нее.

- Я тебя причешу, госпожа, - повторила девушка. – Заплету тебе красивые косы и уложу их. Надену новую накидку. И бусы с браслетами, и серьги. И позову господина. Скажу, что ты хочешь его видеть. Госпожа!

Она выжидающе таращилась на хозяйку, гадая, что та ответит. Рамла в растерянности взирала на нее.

Кажется, выходка служанки до такой степени ее изумила, что она даже разозлиться забыла. И теперь только таращилась с растерянным видом, не зная, как и ответить на неслыханную дерзость. И стоило бы, по-хорошему, выругать обнаглевшую служанку – а может, и затрещин навесить, чтобы неповадно впредь было разговаривать эдак с госпожой. Да только слишком уж заманчивой ведунье показалась высказанная этой самой служанкой мысль.

Принарядиться и заманить в шатер Фараджа. Потому как тот и впрямь уже не одну декаду вспоминал о своей шхарт совсем редко.

Да, она не была обычной наложницей. И оказывали ей всяческое почтение, любые ее капризы выполнялись. Но Фарадж много дней пренебрегал ею, и если изредка и заходил, то лишь затем, чтобы узнать, как она себя чувствует.

- Что ж, - уронила наконец Рамла. – Доставай гребни!

Взяла пальцами прядь своих волос, оглядела. Покачала головой. Да, распутывать колтуны Накато придется долго. Ничего, ей не привыкать. Да и все лучше, чем сидеть неподвижно и слушать недовольное бурчание Рамлы. Или глядеть, как та в молчании с застывшим взглядом раскачивается из стороны в сторону.

*** ***

Когда Накато выбралась из шатра, небо успело потемнеть. Однако кромешной черноты еще не было, и звезд высыпало не так-то много. К полуночи небосклон обратится чернильно-черным куполом – цвета самых дорогих чернил на равнине. И его сплошь покроют яркие и крупные, как жемчуг с далекого юга, звезды.

Рамла ждала в шатре, разлегшись на ложе, покрытом узорчатым покрывалом.

Из одежды Накато предложила ей оставить только бусы из жемчуга в полтора десятка рядов, множество звенящих браслетов на запястьях и предплечьях, щиколотках. И широкий пояс со свисающими нитками бусин.

В уши ведунье она вдела длинные крупные серьги, украшенные перламутром. А волосы забрала высоко на темя.

Теперь ей следовало позвать Фараджа. То-то смеху будет, если придется оторвать его от одной из наложниц! Накато даже любопытно было, как-то он отреагирует на такое.

Впрочем, на зов Рамлы глава кочевья по-прежнему мчался в любое время дня и ночи.

Прежде чем звать Фараджа, Накато отнесла в шатер поднос с вином.

У входа в его шатер столкнулась нос к носу с выходившей девицей. Та, увидев Накато, зашипела разъяренной змеей. Бросила в спину злобно несколько оскорблений.

Что ж, пусть радуется – успела убраться прежде, чем служанка ведуньи оторвала от нее Фараджа. Хотя она, разумеется, об этом и не догадывается. Или не хочет догадываться? Неважно. Странно только, что глава кочевья позвал ее к себе столь ранним вечером, и уже отпустил. Впрочем, неважно и это. Накато откинула полог, скользнула внутрь и застыла у входа, скорчившись, на полу в поклоне.

Она даже не удивилась, что глава кочевья не обрадовался приглашению.

Ну да, в последнее время Рамла если и звала его – то из-за того, что у нее что-то случалось. Или нездоровье, или очередное недовольство. Да и сам он являлся к ведунье только по необходимости. Та очевидно успела его утомить. Кто знает – возможно, он уж и сожалел о своем решении купить ее. Больно хлопотно оказалось содержание – а ощутимой пользы Рамла ему пока что не приносила.

Однако отказывать ведунье он не решился. Не хотел злить или обижать.

Накато заторопилась вслед за размашисто шагающим главой кочевья. У шатра нужно будет остановиться и притаиться у входа. Не стоит мешать ему с Рамлой.

Она зайдет позже – когда оба будут спать.

Зайдет, чтобы выполнить приказ своего хозяина – Амади. Потому что затеяла она это все именно по его наущению. Это колдун приказал ей сделать так, чтобы Фарадж провел ночь в шатре своей ведуньи. Так нужно было, чтобы Накато могла до него добраться – в шатер самого главы кочевья ей хода не было.

*** ***

Звезды высыпали на небо, когда из шатра наконец перестало слышаться что-либо, кроме ровного дыхания спящих людей.

Кочевье окутывала тишь –