— Филипка! Поддайте там жару! — старший смены кочегаров на пароходе «Карагач», Семён по кличке Безобразник, вызверился каким-то подобием улыбки, от которого наложил бы в штаны не только законопослушный обыватель, но и потомственный (матёрый) обитатель Хитровки или иных заповедников преступности. Этот зрительный феномен случался из-за шрама через всё лицо — память о Цусиме, где Семёну удалось выжить несмотря на то, что броненосец «Наварин», на котором он служил, затонул. Крепкого и смышленого матроса перевели в аварийную команду, это его и спасло. Одного из трех счастливчиков.

«Карагач» — старый, но еще довольно крепкий грузопассажирский пароход, спущенный на воду в Николаеве и приписанный к Одесскому порту. Его удел — каботажное плаванье, максимально до Батума. Капитан водил эту калошу и в Софию, но пределов Чёрного моря сей трамп никогда в своей жизни не покидал. Война сильно ударила по владельцам «Карагача»: грузопоток резко упал. В основном, оплачивались перевозки в интересах армии, в первую очередь, Кавказской. Хотя и те не слишком большие суммы военное ведомство постоянно задерживало, так что было не до жиру. А еще много морячков призвали на военный флот. И экипаж потерял ценных специалистов, которых приходилось заменять салагами. Из таких мальков был и молодой кочегар с экзотическим именем Филипп и весьма обычной фамилией Иванов. До сего времени ходил он на маленьких пароходах по Ладоге да Онеге. Но призвали парня и отправили самым срочным образом на Чёрное море. Все коммерческие суда в преддверии десантной операции были временно мобилизованы, тем более что о планируемой десантной операции на Босфоре не говорили разве что младенцы до трех лет жизни. Остальные — или говорили, или что-то знали. Капитан их трампа, невысокий и полноватый Михаил Остапович Забродский Третий получил временно чин прапорщика по адмиралтейству, сейчас он стоял на мостике и наблюдал за тем, как заканчивается погрузка ящиков, набитыми всем тем, что может потребоваться солдату в условиях боя и в отрыве от баз снабжения.

В трюме оборудовали места для размещения людей, но большую часть судна занимали все-таки грузы. Очень большие потребности десантников, действующих в отрыве от баз снабжения. И далеко не всё можно будет отобрать у противника. И вот всё закончено, всему найдено свое место. И капитан проорал команду: «Отдать швартовы!».

С конца апреля «Карагач» трижды принимал участие в учениях по отработке погрузки и высадки морского десанта. Но сегодня шла загрузка по-настоящему. Корабль уже развел пары и, влекомый буксиром «Семён», начал осторожно выбираться из переполненной бухты. На рейде Одессы формировался караван, идущий в охранении двух крейсеров и пары эскадренных миноносцев. Накануне операции были предприняты чрезвычайные меры предосторожности: телеграф и телефон отключены, и не только в городе, но и на ближайших железнодорожных станциях. Поезда остановлены, а патрули и заслоны не давали никому покинуть город. Грозная сила — целых две пехотные дивизии с приданной артиллерией и небольшими казачьими отрядами (для разведки) отправлялась из Одессы и Севастополя. Конечно, чтобы захватить проливы — маловато, но ведь это только первая волна!

Через четыре часа пути произошла смена кочегаров. Посудина, преодолевая свежий ветер, который грозил штормом, переваливалась на некрупной еще волне, нос ее периодически окатывался особо высокой водой. Филипп Иванов выбрался на палубу, чтобы перекурить, присел на бухту канатов, рядом со своим прямым начальством.

— Запасливый ты парень Филипка, — заметил Безобразник, скручивая самокрутку из предложенного парнем самосада.

— Ну так… эта… — глубокомысленно ответил кочегар.

— Скажи, паря, тебя за что таким именем наградили? Ты ж не грек?

— В нашей деревеньке, Лукшине, что под Тверью, священник был дальним потомком Колычевых. Вот в честь митрополита московского меня и назвали.

— Странно это…

— Более чем. — соврал ноша, придумавший эту отмазку на ходу. — Как думаешь, дядя Сёма (Безобразник так себя разрешал называть всего нескольким совсем зеленым пацанам на их посудине), сколько нам до проливу идтить?

— Дык разве мы туда идём? — удивился старший кочегар. — Ежели б караван на Босфор шёл, дык мы б два лаптя влево шли. А мы под бережок катим, как всегда на каботаже. Эта… скорее всего София…

И два кочегара дружно раскочегарили свои самокрутки, пуская в небо клубы ядреного самосада. Ошиблись они оба. И поняли, что ошиблись (по историческим меркам) очень и очень скоро.

* * *

Румыния. Констанца.

18 мая 1917 года

Адмирал Колчак находился на мостике дредноута «Императрица Екатерина Великая». Все орудия взяли на прицел порт порта, неспешно, по очереди, выплевывая столбы огня и металла в сторону береговых укреплений, занятых австрийскими войсками. Впрочем, десанта на Констанцу противник не ждал. Да и те два эскадренных миноносца да парочка канонерок, которые осуществляли охрану акватории, серьезной защитой никто назвать не мог. Но для пары русских дредноутов они все порты черноморских государств (образно говоря) на один зуб.

Александр Васильевич хмурился. Проблема состояла не в низкой (по его мнению) скорострельности новейшего дредноута Российского императорского флота, а в отвратительной точности ведения огня. Серия «Императриц» — «Императрица Мария», «Императрица Екатерина» и однотипный с ними «Император Александр III» можно было смело считать уже настоящими линейными кораблями дредноутного типа. 12 305 мм пушек в трехорудийных линейно размещённых башнях, турбинные силовые установки — все это говорило о серьезном шаге, который сделало отечественное судостроение.

(линкор Черноморского флота «Екатерина Великая»)

— Что ж это вы, батенька, так безбожно мажете? — поинтересовался Колчак у своего «друга» и соратника Александра Ивановича Тихменева. Говорить о качестве дружбы меж ними можно весьма просто: Колчак сделал своей официальной любовницей и чуть ли не второй гражданской женой законную супругу капитана Тихменева. Большая любовь? Очень может быть. Но… назначив супруга–рогоносца командиром одного из лучших линкоров Черноморского флота, Колчак оказал оному плохую услугу[1]. Тихменев стал парией и посмешищем морского офицерства, поэтому на упреки адмирала реагировал весьма резко:

— За те две недели, что я командую линкором, Ваше высокопревосходительство, выучить комендоров не представлялось возможным. Ничего, сейчас пристреляются и дело пойдет!

Колчак вздохнул, решение вывести в бой новые линкоры уже не казалось ему столь правильным. Ради подготовки экипажей в боевых условиях он пренебрег запретом императора Николая на вывод из Севастополя новейших линкоров, действуя на свой страх и риск. Обоснованно ли? теперь он сомневался, но сцепив зубы, продолжал наблюдать высадку десанта. Очередной снаряд с «Екатерины» разнес складское помещение, заставив адмирала скрипеть зубами: на терминалы Констанцы, точнее, их содержимое, он весьма