Недавно женились, ребёнка завели — одного-двух, а то и трое уже бегают, а хозяйства почти нет. И земли мало, потому как некому её обрабатывать.

Курей, пожалуй, прикуплю всем. Ну, кроме богатеев и хуторян. Этим и так неплохо живётся. Вон даже ведьма с Утюжкова не бедствует.

Так-с… Имеем двадцать два хозяйства без хуторских. Два дома — совсем развалины, семьи оттуда проданы, огороды заброшены. Один из них я уже отдал Володе. Считаем дальше. Моя усадьба, попа Германа участок… Кстати, дядушка покойный выкупил у меня домик с огородиком для священника и его помощника — недавнего погорельца. И ещё два дома пустуют. Вполне приличные, кстати. Если соберусь кого прикупить — место в селе есть.

Самым бедным мелким семьям, коих у меня восемь, куплю по козе. Эта скотина ест мало, зато молоко полезное. Итого получается двадцать шесть душ облагодетельствую. А у меня в селе целая сотня народу! Из них — совсем бедных… хм, четыре семьи. Причём Фрол — не самый бедный. Им, пожалуй, по коровке куплю.

Сучество… Никто ведь такой доброты не поймёт! Вот и как простому люду объяснить мой благородный порыв?

Тимоха в обсуждение не лезет, но информацию периодически выдаёт.

— Что, совсем голодают, говоришь? — втягиваю его в свои думы.

— Бывает по весне. А сейчас зелени много. Лес вот выделить можно — он всем нужен! Иван, допустим, купит, если надо, а другие и воровать пойдут, — припомнил Тимоха случай с Гришкой.

— Что ещё можно сделать? — вопросительно гляжу на конюха.

— Ну, рыбу ловить в пруду позволить. Там, правда, карасик только водится — пятачки такие с ладошку. Но много. Ты не дозволял, а мальцы всё равно бегают тайком. Ну а что ещё? Сено им — жирно. Ты его и сам неплохо продаёшь…

— Как думаешь, на оброк если переведу — не прогорим? Кто мои поля будет обрабатывать? — спрашиваю ару.

— Староста денюжку посулит — желающие будут. А вообще, сам думай — ты барин.

Голос конюха сочится сарказмом.

— Ты отвыкай от привычек из будущего, — советует мне Тимоха. — Крестьянин он как солдат: куда ни целуй — всюду жопа. Благодарить будут, но любить от этого не станут. Хотя Лешка, как и родители его покойнички, тоже добрым был — от вас и не сбегал никто. Людей зря не порешь, не насильничаешь и не разоряешь почем зря. Но сейчас все на измене — пить ты бросил… А ну как чудить начнёшь?

— А на что сельчане деньги тратят? — пытаю я собеседника дальше.

— Одежда-обувь — вся покупная, — оживился ара. — Я, кстати, обувь могу делать. Инструмент и материалы только нужны. Рублей сорок-шестьдесят в год обычно идет на это. На попа сейчас по два рубля собирают… Что ещё… Сено там.

— Попу нахрена? — возмутился я. — Ему свои не платят, что ли?

— А я знаю? Но собираем. Сейчас все религиозные не в меру — радуются новой церкви.

— Это… «нишкни» что значит? — вспомнил я незнакомое слово.

— «Рот закрой» значит. А у тебя что, операционка на винчестер не установилась? — смеется ара.

— Тут помню, тут не помню, — честно признаюсь я.

— Барин, Ольга до тобя пришла, — слышу звонкий голос Катьки.

— Хорошая бабенка… Там бы, в будущем, была… — многозначительно протянул Тимоха.

Ну да, бывшая гувернантка на фоне ободранных сельчанок — просто королева, хоть и не первой молодости.

Интересно, что ей надо?

Выходим, и вижу, что ночь в деревенской развалюхе не убила мадам, зато добавила ей инициативности и какой-то решимости.

— Была я в церкви сегодня. Отец Герман предложил детишек поучить. Молитвам-то он сам может, а вот прочему… здесь уже я бы пригодилась. Не бесплатно, конечно.

— Платить мне, что ли, опять? — перебиваю, заранее чуя подвох.

— Отец Герман обещал… Но мало. Хотя, вот если бы у тебя в доме можно было пожить… Ведь покои гостевые имеются? — закинула удочку Ольга.

— У Кондрата совсем невмоготу, что ли? — подначиваю я тётку.

— Не то слово… По-чёрному топят, бурда какая-то на столе, да ещё в рот заглядывают. Ты уж, Алексей Алексеевич, сделай милость, раз начал добро делать, а?

— Типа — мы в ответе за того, кого приручили? — влез в разговор ара.

— Интересно, — прищурилась Ольга. — Никогда не слышала такой присказки, но звучит красиво. Люблю словесность… У меня с собой и книги есть, могу тебе, Алексей, почитать на ночь!

«Это она мне сейчас интим предложила⁈» — мелькает в голове.

— Соглашайся, барин! — советует Тимоха, у которого, походу, те же мысли в башке.

— А и правду в селе говорят — конюх у тебя нынче умный стал, — улыбнувшись, польстила моему крепостному женщина.

— Я собираюсь в Москву вскоре… — протягиваю я, обдумывая ситуацию. — Так что — позанимайся пока с ребятней. Но в церкви! Герман раз предложил, то пусть включается в работу. Помещение там выделит, детишек соберет…

— Ага, инициатива, как говорится, имеет инициатора! — опять умничает Тимоха.

«Вот кобель, он что, к ней клинья подбивает?» — разозлился я.

— Опять интересное выражение, — на этот раз на конюха смотрят… оценивающе так, как женщина смотрит на мужчину.

— И можешь занять покои наверху, — милостиво разрешаю я, показывая кто всё-таки хозяин в доме.

Хрясь! Фрося, которая оказывается стояла недалече и держала в руках деревянную бадью с постиранным бельём, якобы случайно уронила её на пол. Да с такой силой, что всем ясно стало — злится девушка! Надо дожимать девку!

— А что, Ольга, говоришь, у тебя за книги с собой? — якобы не замечаю я демарша Евфросинии, хотя и ара, как дурак, обернулся, и Ольга еле заметно улыбнулась. Одними кончиками губ, насмешливо. И, надо признать, красиво. Умеет, чертовка!

— Например, Лорд Рон на французском — «Наследница Бирага». Или Гораций де Сент-Обен «Арденский викарий».

— Не слышал таких авторов, — честно признался я, хотя читать всегда любил.

Ольга смотрит на меня с явным превосходством. Ну ещё бы — откуда деревенскому мальчику знать!

— «Наследницу» Оноре Бальзак писал с кем-то в соавторстве. Лорд Рон — это псевдоним, — решил добить гувернантку своей образованностью ара… и спалился.

Ольга стоит и во все глаза смотрит на Тимоху, совершенно по-бабьи прикрыв рот ладошкой. Да если бы