жилой отсек, проведать тех, кто отделался царапинами и лёгкими ожогами. А ведь потом ещё предстоит хоронить павших, со всеми почестями.

— Сми-ирна! — заорал дежурный, завидев меня в дверях жилого отсека.

— Отставить! — рыкнул я. — Ты дурак или где? Какое смирно, тут раненые лежат!

— А-атстаить! — сконфуженно продублировал команду дежурный.

Жилой отсек «Гремящего», в котором обитали нижние чины, представлял собой достаточно тесное и многолюдное место, в отличие от офицерского отсека. Здесь вместо отдельных кают и кубриков были капсульные ячейки, в которых и отдыхали простые операторы. Ладно хоть у каждого имелась своя личная капсула и её не приходилось делить с кем-то ещё, как это было на морских кораблях в древние времена.

Дежурный сунулся ко мне с докладом, но я отогнал его красноречивым жестом, уставные ритуалы меня не интересовали. Вместо этого я попросил его проводить меня к раненым бойцам. Раненых постарались собрать вместе, поближе к выходу, и несколько из них попытались вскочить при моём появлении.

— Сидите-сидите, — произнёс я.

Вернулись по местам, начали переглядываться. Глаза у всех блестели, настроение определённо было боевым.

— Благодарю за службу, господа, — произнёс я.

— Служим Империи! — наперебой ответили они.

Я вдруг подумал, что если бы потребовалось, они пошли бы на станцию снова. Без всяких сомнений. И пока такие люди продолжают служить в космофлоте, Империя будет стоять непоколебимо.

— Империя вас не забудет, братцы. И я не забуду, — сказал я. — Списки на награждение уже сформированы. Не буду больше вас отвлекать, отдыхайте.

Пожал руки нескольким из них, перекинулся ещё парой слов, и только после этого отправился к себе.

Едва я зашёл в каюту и снял китель, как с мостика поступил вызов.

— Господин старший лейтенант! Из гипера вышел транспорт, наш, имперский! — доложил лейтенант Магомедов.

— Кто такой? Запроси цель прибытия, — сказал я.

— Это пехота! — ответил он.

— Сопроводи их к станции, — приказал я.

— Есть, рассчитываем манёвр! — ответил второй помощник.

Пехота долетела бы и самостоятельно, но мне хотелось, чтобы лейтенант Козлов увидел как можно больше во время своей подготовки.

Остальные наши корабли так и паслись на краю системы, крейсеры готовились уходить обратно, «Беспощадный» гонял челнок туда-сюда, тоже вытаскивая раненых. Транспорт с номером вместо названия пошёл на сближение со станцией.

Там же должен быть и новый комендант, которому предстоит разгребать авгиевы конюшни станции Зардоб, наводить порядок. Во всех смыслах. И мне надо сдать ему полномочия, как приказал вице-адмирал. Похоже, придётся вновь лично посетить станцию. Китель я надел снова.

Наш челнок как раз готовился к отстыковке, я подошёл к шлюзу как раз вовремя. Затурканный, уставший пилот, почти без передышки гонявший от станции к эсминцу и обратно, вяло меня поприветствовал.

— Ну как, есть места на следующий рейс или это в кассе надо спрашивать? — пошутил я.

Ефрейтор, обычно смешливый и весёлый, шутки не оценил, понуро кивнул в ответ.

— Располагайтесь, господин старший лейтенант, — сказал он.

В салоне пахло кровью и смертью. Кое-как замытые бурые пятна виднелись тут и там, раненых везли прямо так, взгромождая чуть ли не друг на дружку. Да, тут было не до смеха. Весь путь проделали в тягостном молчании.

К станции пристыковались на соседних шлюзах, поближе к высоким кабинетам, и если с транспорта выбегали солдаты в полной боевой экипировке, организованно, строились повзводно в зале, примыкающем к шлюзу, то с челнока я сошёл в гордом одиночестве. По статусу, конечно, положено уже иметь помощника, адъютанта, но я пока обходился сам, не видя в его отсутствии никакого урона чести.

Подполковник Самохин оказался высоким статным офицером с едва заметной проседью в волосах и безобразным ожогом на лице, тянущимся от лба вниз куда-то под китель. Я лихо исполнил воинское приветствие, стараясь не пялиться на ожог, который всё равно притягивал взгляд будто магнитом.

— Здравия желаю, старлей, — произнёс подполковник.

Голос был синтезированным, воспроизводился с помощью импланта. Похоже, служба его изрядно помотала, и это невольно вызывало уважение.

— Господин полковник, приказом штаба сектора… — начал я, но Самохин остановил мой доклад жестом.

— Кратко. Обстановка, — сказал он.

— Станция усмирена, отдельные очаги сопротивления заблокированы и физически отрезаны от остальной станции, — доложил я. — Главари повстанцев арестованы.

Самохин кивнул, задумчиво потёр подбородок. Взгляд мой снова скользнул по его безобразному шраму.

— Плазма, — коротко объяснил он, заметив мой взгляд, который я тут же отвёл в сторону.

На секунду повисла тишина, затем армеец развернулся к своим людям и начал отдавать приказы, суть которых сводилась к контролю всех основных точек на станции. Реакторы, системы жизнеобеспечения, артиллерийская батарея, узел связи, диспетчерская. Ощущение было такое, словно он уже не в первый раз этим занимается, словно ему уже приходилось усмирять мятежные орбитальные станции.

— Где губернатор? — спросил он.

Я вдруг подумал, что Димитриевского всё-таки нужно было вытаскивать на эсминец первым же челноком.

— Арестован. Есть доказательства его причастности к мятежу, — сказал я.

Но вместо того, чтобы обрушиться на меня с критикой, как это сделал бы Кононенко, полковник просто кивнул.

— Не удивлён, — сказал Самохин.

Это давало шанс, что графа не придётся освобождать, всё-таки Самохин подчинялся другому командованию.

— Что-то ещё? — спросил подполковник. — Что мне нужно знать.

Я задумался на мгновение.

— Никак нет, господин полковник, — ответил я. — На станции более-менее порядок навели уже.

— Хорошая работа, старлей, — похвалил он.

— Служу Империи, — машинально ответил я, и он пожал мне руку на прощание.

Рукопожатие у Самохина оказалось крепким, пусть он и не старался сломать мне кости в руке, как некоторые.

Я вернулся на челнок, который снова был полон народа, усталые бойцы сдавали посты армейцам и возвращались на корабль. Когда челнок был готов отстыковаться от станции, меня снова вызвали Магомедов и Козлов.

— Господин старший лейтенант! Это вахтенный, лейтенант Магомедов! — затараторил он.

Голос звучал испуганно, нервно.

— Что у вас? Что стряслось? — спросил я.

— Э-э-э… Тут корабль! Нет, два! Три! Четыре корабля! Это туранцы!

Глава 25

Мне вспомнились слова того ублюдка, Гасанова, про то, что султан этого так не оставит. Похоже, это были не просто слова.

В системе всё тут же пришло в движение, началась суматоха. Я протиснулся в кабину пилота, заставляя ефрейтора Стыценко потесниться.

—