Я не знал, как перейти к следующему этапу, хочет ли она этого следующего этапа и хочу ли его я. Оставалось надеяться, что она, как существо более искушенное, сама проявит инициативу.

Интервью с Кеном Ливингстоном прошло не так гладко, как я рассчитывал.

Я-то надеялся его по-настоящему удивить — предстать перед ним в новом облике, обезоружить, раскрепостить, поразить, — но в глазах его была мировая скорбь, словно с такими, как я, он уже общался миллион раз.

Интервью было назначено на 10:30 29 мая 1985 года, в здании Совета Большого Лондона. Когда встречаешься с человеком, о котором столько написано, всегда немного не по себе. Вот и мне невольно представлялся кровавый палач; но в тускло освещенном заурядном муниципальном кабинете в конце длинного, обшитого деревом коридора я увидел обычного мужчину, долговязого и с ногами иксом. Такой с равным успехом может оказаться как Робеспьером, так и муниципальным топографом.

Появилась дама с сервировочным столиком на колесах, налила нам кофе с молоком.

Деятельность Кена раздражала миссис Тэтчер, но его продолжали избирать, так что ей пришлось ликвидировать весь Совет Большого Лондона[43] — как я понимаю, просто чтобы избавиться от противника. Теперь ему ничего не осталось, кроме как выдвинуться в парламент от неведомого Брент-Иста. Надо думать, это некий электоральный конструкт: населенного пункта с таким названием я так и не нашел. Видимо, это где-то между Харлсденом и Доллис-Хиллом. Однажды я ехал на харлсденском автобусе и был там единственным белым пассажиром. Но Кен наверняка знает, где это, потому что последнее, что он успел сделать на посту главы СБЛ, — это выбить два миллиона фунтов для Брента, в качестве «субсидии».

По соратникам в Совете он особо не сокрушался. Весело ерничал, криво усмехался.

— Эти ортодоксальные троцкисты никогда не считались с меньшинствами — что с черными, что с голубыми. Зато теперь мы точно обеспечим себе новое постоянное правящее большинство.

Я попытался представить состав правительственного кабинета при подобном раскладе сил.

— «Ортодоксальные троцкисты» — это кто? Вроде того, как его… глава Лэмбетского совета?

— Тед Найт. Да, они давно окопались в своем операистском лагере.

Ого! Таких словечек я не слышал со времен студенчества. Тем не менее я свернул с этой занудной темы, перейдя к моим «интересным» заготовкам:

— Назовите ваши любимые книги.

— Университетов не кончал, поэтому чтением не увлекаюсь.

— Но в школе-то учились?

— С грехом пополам.

— Недостаток образования вам не мешает? (Я невольно представил, что навсегда остался на бумажной фабрике.)

— Нисколько. Наоборот, он учит полагаться на собственное чутье. Эрудиция мешает интуиции.

— Но что-то вы все-таки читаете?

— Ну. Процентов на семьдесят это научная фантастика.

У меня челюсть отвалилась, но я ее успел подхватить.

— А остальные книги? Остальные тридцать процентов?

— Остальное — политика. Вам известны труды древнеиудейского философа Гиллеля? Современник Христа, между прочим. Но более популярный.

Он прикрыл глаза, но из-под век блеснуло простодушное самодовольство: срезал меня этим именем!

(Я-то про Гиллеля даже не слыхал. И на следующий день отправился в каталог Британской библиотеки, где обнаружил единственную книгу про Гиллеля, изданную Глатцером Нахумом Норбертом в 1957 году: «Гиллель Старший: истоки классического иудаизма», и множество трудов другого Гиллеля, посвященных механике сыпучих тел; похоже, этот древний иудей, подобно Иисусу, проповедовал, но не писал, так что, на какие «труды» ссылался Кен, я так и не понял.)

Ладно, вернемся в кабинет Кена. Я продолжил задавать вопросы из своего списка:

— Где вы обычно отдыхаете?

— Не могу себе этого позволить.

— Сколько у вас денег?

— Нисколько. Не работаю с семидесятого года, после того как уволился из Королевской Марсденской больницы.

— Медбратом работали?

— Лаборантом.

— А на что же вы живете?

— А на пособие, введенное Майклом Хезелтайном и Питером Уокером, когда они руководили экологией в правительстве тори. — Он скрестил ноги. — Полагаю, я обязан выразить им огромную благодарность.

— У вас есть подруга?

— Это не обсуждается.

— Вы предпочитаете мужчин?

— Я предпочитаю не позволять прессе лезть в мою личную жизнь.

— В Бога верите?

— Нет.

Я снова посмотрел на свой список вопросов, и кроме блокнота в поле зрения оказались щиколотки Кена. Надо же, он все еще носит клеши!

Я спросил, любит ли он готовить, а Кен вывернул на «кухонное рабство», угнетение и неравенство.

— Нет никаких традиционных гендерных ролей. Просто мужчины эксплуатируют женщин, даже самые лучше. И даже лучшие белые эксплуатируют черных.

Я понял, что готовить он не любит.

— Вы патриот?

— Когда слушаешь «Страну надежд и славы», в душе что-то иной раз и шевельнется. А с другой стороны, мы в ответе за систематическое истребление аборигенов Тасмании.

Я снова глянул в блокнот. Пять страничек: мизер, из которого никак не разогнать статью на требуемые полторы тысячи слов.

Политики оказалось не миновать.

И тут эта круглая физиономия китайского прачечника наконец оживилась.

— Да, я действительно самый влиятельный лидер левого крыла. Майкл Фут и Тони Бенн так и не смогли собрать кабинет министров, реально повлиявший на жизнь народа.

Я еле успевал записывать. Набросав еще с десяток страниц, я сдался. Этот тип обвел меня вокруг пальца, твердо решив не позволить подать себя как интересного человека. Обрек меня на перепев банальностей. «Левочокнутый»… «Тритончик»… У меня обе кавычки в машинке на нем сотрутся.

Я уже шел назад по унылому коридору с нумерованными дверями, когда Кен окликнул меня и напомнил о своем последнем достижении на посту главы Совета: он сделал Лондон побратимом Манагуа.

— Спасибо! — крикнул я в ответ.

И улыбнулся: Джен-кружок поддержал бы эту идею восемью голосами против пяти при двух воздержавшихся. И запил ее бокалом Hirondelle.

В Обществе выпускников Чатфилда определенно есть пронырливые ищейки. Причем поразительно упертые. Каждый год после выпуска я выкидываю их дурацкие послания с горячей просьбой сообщить о себе: кем работаю, состав семьи. Я не стал их оповещать о смене адреса, но тем не менее нашел с утра на коврике под прорезью почтового ящика ежегодный «Чатфилдский альманах». Вот как им такое удается? Адресован он был М. Энглби. А сообщение в их колонке новостей привело меня в ступор: «М. Энглби (Коллингем, 1966–1970). Нам стало известно, что он работает в Лондоне журналистом, его творческий псевдоним — Майкл Уотсон. Располагающих еще какой-либо информацией просим поделиться!» Только одна заметка меня порадовала, в колонке «ушедшие от нас»: «В Сток-Мандевильском госпитале скончался от инсульта Дж. Т. Бейнс (Коллингем, 1963–1968). Он много лет страдал прогрессивным параличом. Приносим наши соболезнования вдове Джейн и двоим их детям».