Впрочем, времени у него всегда в избытке, а спешка как известно ни к чему хорошему не приводит.

С каждым поглощенным осколком он становился всё сильнее, но и всё глубже погружался под контроль Сахиби. Ифрит модифицировал ритуал таким образом, что вместе с частицами души марионетка впитывала и всё больше энергии Инферно, всё крепче привязывавшей его к воле создателя.

* * *

В глубоком подземелье Хогвартса Сахиби провёл очередной ритуал, соединяя собранные фрагменты души Волан-де-Морта в его марионетке. Синее пламя Инферно окутало искусственное тело, переплавляя, трансформируя его, делая одновременно более человеческим и более… иным.

Когда пламя угасло, перед Сахиби стоял Том Марволо Реддл в своём величии — не изуродованный годами тёмной магии, а такой, каким он мог бы быть в расцвете сил. Красивый, харизматичный, излучающий силу и властность. Но его глаза светились сине-фиолетовым огнём — постоянным напоминанием о его истинной природе и о том, кому он принадлежит.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Сахиби.

— Целым, — ответил созданный им Волан-де-Морт голосом, от которого по спине пробежал бы холодок у любого волшебника. — Я чувствую все свои части, все воспоминания, всю силу. — Он поднял руку, наблюдая, как между его пальцами танцуют искры синего пламени. — Но есть и нечто большее… Твоя сила течёт во мне, направляет меня.

— Именно так, — кивнул Сахиби. — Ты — моё величайшее творение. Тёмный Лорд, возрождённый и усовершенствованный, освобождённый от своих заблуждений и слабостей. Ты будешь лицом новой эры, провозвестником великих перемен.

— И каковы твои приказы, создатель? — спросил Волан-де-Морт с едва заметной улыбкой, которая когда-то заставляла трепетать его последователей.

— Пока — жди и учись, — ответил Сахиби. — Твоё время ещё не пришло. Но когда врата между мирами начнут открываться, ты станешь моим величайшим оружием. И мой господин Малик щедро вознаградит твою службу.

Том Реддл склонил голову в изящном поклоне, и Сахиби увидел абсолютное подчинение в его сине-фиолетовых глазах. Волан-де-Морт, величайший тёмный маг современности, был полностью, безвозвратно его.

Ифрит улыбнулся, довольный результатом своей работы. Ещё один ценный фрагмент мозаики встал на место. План Малика неуклонно двигался к своему завершению.

* * *

Холодный мраморный зал Министерства Магии сиял от света сотен свечей, парящих под высоким сводчатым потолком. Сахиби Алов стоял в самом центре амфитеатра, окруженный полукругом мантий цвета сливы с вышитой серебряной буквой "В" на груди. Его антрацитовые очки-авиаторы надежно скрывали синее пламя глаз, но даже так многие члены Визенгамота невольно ёжились под его взглядом.

Отсутствие Альбуса Дамблдора было заметно всем. Пустое место Верховного чародея зияло как открытая рана, и шепотки о "несвоевременном приглашении" и "чрезвычайных обстоятельствах" разносились по залу.

— Господа и дамы Визенгамота, — голос Сахиби прозвучал мягко, но каким-то образом достиг самых дальних уголков зала без всякого _Сонорус_, — благодарю за возможность обратиться к вам в это нелегкое время перемен.

Амелия Боунс, исполняющая обязанности председателя, прочистила горло:

— Мистер Алов, Визенгамот весьма заинтригован вашим запросом на экстренное заседание. Мы ожидаем, что этот вопрос действительно заслуживает внимания всего магического сообщества.

— О, несомненно, мадам Боунс, — Сахиби слегка поклонился. — Речь идет о самой сути магии и о том, как мы к ней относимся.

В зале повисла тишина. Даже вечно перешептывающиеся старейшины притихли.

— Позвольте начать с простого вопроса, — Сахиби сделал небольшую паузу, обводя взглядом собрание. — Что такое магия в своей глубинной сути? Подчинение или свобода?

Люциус Малфой едва заметно хмыкнул:

— Магия — это сила, мистер Алов. А сила дает свободу.

— Интересная точка зрения, лорд Малфой, — кивнул Сахиби. — Но позвольте вопрос: разве заклинание не является актом подчинения реальности вашей воле? Вы _приказываете_ предмету левитировать с помощью _Вингардиум Левиоса_. Вы _заставляете_ дверь запереться с помощью _Коллопортус_.

Он сделал шаг вперед.

— Каждое действие волшебника — это акт подчинения мира своей воле. И в этом нет ничего постыдного. Это естественный порядок вещей.

Тишус Огден, седой волшебник из старой фамилии, подался вперед:

— К чему вы клоните, мистер Алов? Магия действительно подчиняет реальность нашей воле, но это не значит…

— Но это не значит, что мы сами должны подчиняться? — мягко закончил за него Сахиби. — А разве не подчиняемся мы законам магии? Разве не склоняемся перед необходимостью произносить заклинания определенным образом, делать точные движения палочкой?

Он снял очки, и многие члены Визенгамота ахнули, увидев синее пламя в его глазах.

— Мы все чему-то или кому-то подчиняемся, — продолжил Сахиби, медленно прохаживаясь по центру амфитеатра. — Ученик подчиняется учителю, чтобы получить знания. Целитель подчиняется правилам медицины, чтобы спасать жизни. Даже Министр подчиняется Визенгамоту, а Визенгамот — законам и традициям.

Корнелиус Фадж, сидевший в первом ряду, беспокойно заёрзал.

— Подчинение — это не слабость, — голос Сахиби стал глубже, проникая, казалось, в самую душу каждого слушателя. — Это разумный выбор, когда подчиняешься чему-то или кому-то, кто мудрее, сильнее, древнее. Когда цель этого подчинения — благо.

— И что же вы предлагаете? — спросила Амелия Боунс, нахмурившись. — Чтобы мы все подчинились… кому именно?

Сахиби улыбнулся, и в его улыбке было что-то древнее и мудрое.

— Я предлагаю открыть свой разум для новой реальности, мадам Боунс. Мир меняется. Магия возвращается к своим истокам, к той форме, в которой она существовала до ограничений, наложенных людьми.

Он сделал паузу, оглядывая зал.

— Я говорю о чистой магии, текущей свободно. О силе, которая может поднять волшебный мир на небывалые высоты. О мире, где магия больше не нуждается в сокрытии.

— Звучит заманчиво, — протянул Люциус Малфой. — Но всегда есть цена. Какая цена этого… нового мира?

— Принятие и признание, — ответил Сахиби. — Признание того, что наше нынешнее понимание магии ограничено. Что существуют силы древнее и мудрее нас. И что подчинение их мудрости принесет нам не рабство, а освобождение.

Грегор Маклаген, известный своим прямолинейным характером, встал со своего места:

— Послушайте, Алов, если вы намекаете на возвращение Сами-Знаете-Кого…

— Уверяю вас, мистер Маклаген, я говорю о силах куда более древних и благородных, чем один заблудший волшебник, — Сахиби сделал успокаивающий жест. — Я говорю о самой сути магии, о её истоках. О возможности для каждого волшебника и ведьмы раскрыть свой истинный потенциал.

Он снова надел очки, скрывая синее пламя глаз.

— Представьте мир, где болезни побеждены. Где нищета и голод остались в прошлом. Где магия и немагический мир сосуществуют в гармонии, потому что