– Почему ты спрашиваешь? – переспросила я, чтобы выиграть хоть немного времени и понять, должна ли я с ней поделиться тем, что мне сказал Антуан.

– Я подумала, что, возможно, твой интерес к Роману поугас потому, что вы с Антуаном стали немного ближе?

И тут я поняла, что с моей стороны было бы нехорошо по отношению к Антуану передавать кому бы то ни было то, что он мне сказал. И уж тем более мне не хотелось, чтобы Ольга при первом удобном случае передала его слова Кандис.

– Нет, ничего.

– Очень жаль, – вздохнула она.

– Почему?

– Потому что мне показалось, что Антуан всерьез тобой увлечен. А ты… Ты разве этого не почувствовала? И неужели осталась совершенно безразличной?

С какой стати Ольгу так заинтересовал Антуан?

– Нет, конечно, я почувствовала. И он мне нравится. Как иначе? Он такой обаятельный. Но вообще-то я в растерянности, сбита с толку, ничего не понимаю. Все запуталось. В общем, я хочу довести историю с Романом до конца, а тогда уж буду разбираться.

Неслабо, да?

Получается, что я сказала Ольге следующее: я была так долго одна, что теперь ни за что не упущу шанс встретиться со своим таинственным поклонником. А если меня в этом случае ждет неудача, то кто знает? Может быть, мы с Антуаном станем ближе.

Судя по выражению лица Ольги, я ее огорчила.

У метро мы с ней распрощались.

В первый раз я попал в кабинет психолога по настоянию Эдди. Он заставил меня туда прийти. Потом я стал приходить к моему странному доктору, потому что во мне возникло желание высказать себя, захотелось найти ответы на мучившие меня вопросы. Далеко не сразу я проникся безмятежной гармонией этого пространства и оценил ненавязчивость своего доктора. Все здешнее пространство обладало целительной силой, а доктор был его главной составляющей. Каждая деталь, каждая вещь имела свое полезное назначение: кожаное кресло становилось уютным прибежищем для нервного, беспокойного, замученного стрессами и страхами пациента (или, возможно, только изнуренного своим одиночеством), деревянные шкафы поглощали дурные вибрации, поверхность деревянного стола приглашала к погружению в медитацию, а несколько мудро подобранных фигурок общались с подсознанием, расшевеливая труднодоступные залежи.

На этот раз я быстро расслабился и рассказал о последних событиях. Впервые за долгие годы мне хотелось узнать мнение кого-то третьего, посоветоваться, как мне быть. Эдди высказал мне свое мнение, но то было мнение друга, обрадованного тем, что я влюбился, и обеспокоенного, как бы я не упустил свой шанс.

– У меня сегодня день рождения, – объявил я.

И замолчал, предполагая, что мой психолог вполне способен поддаться глупейшей инерции и воскликнуть: «Я вас поздравляю!», изобразив на лице радость и давая мне понять, что и для него это весьма значительное событие. Что, конечно, несколько бы подорвало его авторитет в моих глазах. Но, по счастью, ничего подобного не случилось.

Он сидел и спокойно смотрел на меня.

– Я всегда терпеть не мог дни рождения, – снова заговорил я, – и не только их, а все праздники с принудительными правилами. Они мне казались ловушками для идиотов. День мамы, День папы, День святого Валентина и все прочие, настоятельно напоминающие нам наши обязанности сыновей, возлюбленных, друзей и заставляющие идти в магазины, где растроганные продавщицы с особым старанием вымогают из нас наши денежки.

– А что, если рассматривать эти праздники как ритуалы, которые общество создает, чтобы поддерживать связи?

– Поддерживать связи? Может быть. Но знаете, я не очень общественный человек.

– Но и общественный тоже. Невозможно работать в фирме, подняться в ней до высшего звена, оставаясь при этом постоянно вне общества.

Тон психолога был теплым, успокоительным, лишенным оценки. Ответы на вопросы интересовали его лишь в той мере, в какой могли подтолкнуть меня к формулировке новых для меня вопросов. Я задумался на секунду.

– Да, возможно. Но ведь вполне достаточно играть роль. Был ли я по-настоящему членом этого общества? Нет, я не думаю. Я освоил коды и научился их использовать в целях собственной выгоды.

– Вы ущемляли себя, загоняя в «ловушки для идиотов», как вы теперь называете праздники?

– Да. Но я и тогда понимал, что играю в дурацкую игру. И это понимание меня примиряло с этими ловушками.

– И вы никогда не отмечали День святого Валентина с вашей женой?

– Отмечал поначалу. Но чувствовал себя очень глупо в цветочных магазинах и в ресторанах среди других пар. В этот день все чувствуют себя обязанными ходить со счастливыми лицами и обмениваться заговорщическими взглядами: «Мы из одного клуба, клуба везунчиков, у нас есть пара!» Я очень быстро с этим распрощался.

– И как к этому отнеслась ваша жена?

– Поначалу плохо, потом привыкла.

– Потом ушла.

Это короткое замечание, хлестко подчеркнувшее, к каким последствиям ведут мои оценки и выкладки, меня задело.

– Да, и за это тоже. Я не люблю праздники. Стоит один раз забыть годовщину первой встречи или дату первого поцелуя, и ты вмиг утратил кредит, который приобрел за все предыдущее время, то есть за годы проявлений искренней любви. Ты как студент, который вовремя сдавал все задания, но не получил диплома, потому что опоздал на последний экзамен.

– А вы были хорошим студентом в любви?

– Нет… я согласен. Но тогда я этого не понимал.

– Хорошо. Предположим, что День святого Валентина и праздник мам – только вымогательство денег. Но день рождения – это же все-таки что-то другое, нет?

– День рождения – это день лживых словопрений. Особенно в моем случае.

– Почему именно в вашем?

– Потому что в этот день я вынужден общаться с кучей дураков и лицемеров. Я не понимаю, по какой причине факт, что я стал еще на год старше, должен касаться и еще каких-то людей. В общем, с утра пораньше получаешь идиотские поздравления в виде сообщений или по почте. Тут уж точно, одна глупость хуже другой. Кто-то пишет просто «С ДР», кто-то потрудится и напишет «С днем рождения», а кто-то не пожалеет времени и прибавит две-три банальности, типа: «Желаю тебе много счастья и здоровья». Шутники могут пошутить над возрастом. Но, согласитесь, никто – никто! – не может искренне радоваться тому, что вы постарели на год. Ну разве что страховой агент, который уговорил вас застраховать жизнь. Если кто-то и подчиняется тирании этой традиции, то только видя в ней повод устроить вечеринку. А на этих вечеринках, поцеловав тебя в щеку и вручив ненужную ерунду, все тут же забывают о тебе и занимаются тем, что им приятно: обжираются, напиваются и спорят о совершенно неинтересных вещах с другими гостями. Так что я скоро перестал бросать деньги на ветер, кормя и поя гостей, до которых мне самому тоже нет никакого дела.