– Весна в этом году бурная, веселая, – проговорил царь. – На душе радостно.

– Да вот только вид у тебя не особо счастливый, государь, – заметил митрополит.

– Дела, владыка. Сам знаешь, сколько забот навалилось. Впрочем, их никогда не было меньше. Я вас вот зачем пригласил. Хочу поведать о том, что слышал от игумена Кирилло-Белозерского монастыря.

Ургин улыбнулся.

– А я думал, ты просто так повидаться с нами хотел.

– И это тоже.

– Позволь вопрос, государь, – сказал митрополит.

– Конечно, Филипп, спрашивай.

– Ты всерьез решил оставить престол и принять постриг?

– Что, дошли слухи? Кирилл новость сообщил?

– Нет, в народе много говорят об этом, бояре слухи обсуждают. Ко мне люди приходят, спрашивают, а я не знаю, что им ответить.

– Да, Филипп, я решил постричься в монахи, но только после того, как на Руси установится полный порядок, будет искоренена измена, железом каленым выжжена ересь, разлагающая нашу святую православную веру, когда смогу со спокойным сердцем передать трон законному наследнику, своему сыну.

Ургин рассмеялся.

– Долго же врагам ждать твоего пострижения.

– А это уж как Бог даст. Но давайте вернемся к тому, что не дает мне покоя.

Царь рассказал ближайшим друзьям и соратникам о поездке в Кирилло-Белозерский монастырь, разговоре с игуменом. Он упомянул о пророчестве благочестивого Григория, которое не давало ему покоя.

– Не все предсказания сбываются, государь, – сказал князь Ургин. – Да и кто такой этот Гришка?

– Ты знаешь, Дмитрий, после смерти первенца, твоего тезки, младенца Дмитрия, которую предрек Максим Грек, я склонен доверять блаженным, кто бы они ни были, откуда бы ни появились и куда бы ни уходили. Им дано видеть будущее. Вспомни знаменитого Василия Блаженного. Он загодя предупреждал о большом пожаре.

– Коли так, то тебе, государь, надо готовиться не только к походу в Ливонию, но и к новому боярскому заговору.

Князь Ургин оставался спокоен, а вот митрополит выказал тревогу:

– Заговоры требуют подготовки. Неужели у тебя нет никаких данных о готовящемся выступлении?

– В том-то и дело, что нет. Люди Малюты повсюду рыщут, вынюхивают все, что только можно, но ничего нового не сообщают. Это особенно настораживает. Если бояре вновь плетут нити заговора, то делают умело, скрывают свои намерения и планы.

Филипп предположил:

– А если нет никакого заговора? Провидец мог ошибиться. Такое тоже часто бывало.

– Нет, владыка, чую, опасность где-то рядом, совсем близко, а вот откуда исходит, понять не могу. Всяко думал, ответа нет.

Ургин проговорил:

– Если опасность существует, то она рано или поздно проявит себя. Тогда и принимай решение. Пусть Скуратов сыск чинит, он мастер на такие дела.

В это время в палату вошел Малюта.

– Новость из Ливонии, государь! Когда мне зайти?

– Сейчас докладывай. От митрополита и князя у меня секретов нет.

– Слушаюсь, государь! Воевода Полоцка, боярин Иван Федоров прислал важное сообщение. В Полоцке задержан Иван Козлов, бывший слуга князей Воротынских, с письмами Сигизмунда четверым нашим высокопоставленным вельможам.

– Кому именно?

– Самому боярину Федорову-Челяднину, князьям Ивану Дмитриевичу Бельскому, Ивану Федоровичу Мстиславскому и Михаилу Ивановичу Воротынскому.

– Ты читал эти письма?

– Да, государь.

– Что в них? Хотя можешь не отвечать, я сам прочту. Да и догадаться об их содержании нетрудно. Сигизмунд предлагает вельможам перейти на его сторону.

– Точно так, государь.

– Козлова доставили в Москву?

– Да.

– Что он говорит?

– Ничего, государь. Молчит как немой.

– Так развяжи ему язык.

– Слушаюсь!

– Где письма?

– У меня только послание к боярину Федорову.

– Давай сюда и займись Козловым. Мне надо знать, кто конкретно послал его в Полоцк и только ли с письмами к названным вельможам. С кем еще он должен был установить отношения, кого, кроме князей и наместника, Сигизмунд пытается переманить на свою сторону? Я должен знать все, что известно самому Козлову. Понял меня, Малюта?

– Понял, государь. У меня этот пес не заговорит, соловьем запоет. Вот только что делать с ним после допроса?

– А что делают с изменниками? Казнить!

– Слушаюсь! – Скуратов передал царю послание короля и удалился.

Иван Васильевич вслух прочитал письмо и проговорил:

– Король сочувствует князьям, которые терпят от русского царя неволю и бесчестие. Это Федоров, Бельский, Мстиславский, а особенно Воротынский, который получил от меня прощение и все вотчины. Тогда другие не просто терпят, а испытывают нечеловеческие страдания. Далее Сигизмунд напоминает вельможам о том, что они являются потомками Гедимина, а поэтому имеют права быть удельными князьями в княжестве Литовском. Значит, их переезд туда никакая не измена, а свободный выбор. Сигизмунд забыл, что у наших бояр больше прав на литовский трон, нежели у него самого. Они по закону могут затребовать передачу себе всей Литвы, а заодно и Пруссии.

Князь Ургин восхищенно воскликнул:

– И как только ты, государь, держишь в памяти столько всяких знаний?

– Мне это дается без труда. Еще мать в детстве разъясняла, кто есть кто среди правителей Запада. Я запомнил. Но это пустяки. Главное, почему именно этим вельможам Сигизмунд отправил такие послания? С князьями Бельским и Мстиславским понятно. Сигизмунд обратился к ним как к главам земской Боярской думы. Он знает, что между земщиной и опричниной существуют разногласия, и на этом можно сыграть. Ясно и с князем Воротынским. Он получил прощение и земли, вернулся из ссылки в удельное гнездо, но все же должен был затаить на меня обиду. К тому же владения Воротынского расположены у ливонской границы. Оттого расчет на него и предложение военной помощи. Но вот почему Сигизмунд решил, что на измену способен боярин Федоров-Челяднин, совершенно непонятно.

Филипп сказал:

– Непонятно, если считать, что письма писались под диктовку Сигизмунда или Хоткевича.

Иван внимательно посмотрел на митрополита.

– Что ты хочешь этим сказать, владыка?

– Стиль письма, государь! Он тебе ничего и никого не напоминает?

– Курбский! А я-то думаю, где-то читал нечто подобное. Да, в посланиях Курбского. Значит, это он помогал Сигизмунду и Хоткевичу. Но Курбский очень хорошо знает боярина Федорова, чтобы предложить ему подлую измену.