Комната Липы и гостиная уже были осмотрены. Сейчас оперативники переместились в спальню Марии Ивановны, и Зубов с некоторой тревогой следил за реакцией пожилой женщины, которая, как он знал, была нездорова. Ему не хотелось, чтобы ее разбил повторный паралич. Впрочем, Мария Ивановна держалась стоически и никакой нервозности не проявляла, по крайней мере, пока. В отличие от дочери.

– Вы можете мне хотя бы объяснить, что именно ищете? – спросила бледная до синевы Олимпиада, которая сидела на самом краешке кухонного стула и то сплетала, то расплетала пальцы.

– Улики, свидетельствующие о том, что вы имеете отношение к совершенным преступлениям, – ровно сказал Зубов. – Следствие располагает данными, что вы отлучались со своего дежурства в ночь, когда были убиты Михаил Бабурский и Игорь Зябликов. Вас видели рядом с выведенной из строя машиной Егора Ермолаева, соседи опознали вас, когда вы зачем-то проникли в квартиру Евы Бердниковой, и у вас были все причины, чтобы ненавидеть свою сводную сестру настолько, чтобы сначала убить ее, а потом перевести на нее подозрения в совершенных убийствах.

– А зачем мне было ее подставлять, если к тому моменту я, по вашему мнению, ее уже убила? – спросила Олимпиада. На ее бледных щеках теперь горели два ярко-красных пятна, как у чахоточной. – Вы не понимаете, как сами себе противоречите?

– Отнюдь. – Зубов поймал себя на мысли, что, пожалуй, сейчас ненавидит сидящую перед ним женщину. Из-за нее и ее действий он тревожился за Анну, причем тревожился так сильно, что сейчас, когда напряжение потихоньку отпускало, он чувствовал, что не может сдержать рвущуюся из него наружу ненависть. – Отнюдь, Олимпиада Сергеевна. Вы, как врач, даже лучше меня знаете, что в действиях психически нездоровых людей трудно искать логику. Конечно, я не могу этого утверждать до тех пор, пока вы не пройдете судебно-психиатрическую экспертизу, но вы явно нездоровы. Юношеское предательство Евы нанесло вам слишком сильный удар, который ваша психика не смогла компенсировать. Это вас, а не вашу сводную сестру следовало вовремя лечить, но этого никто не заметил, и вы натворили немало бед. Что ж, пусть поздно, но мы вас все-таки остановили. И не думайте, что ваш друг Крушельницкий сможет вас спасти. Думаю, что его кандидатура получит отвод на ваше освидетельствование.

– Все, что вы говорите, очень смешно. – Липа вдруг улыбнулась, вернее, ее лицо исказила болезненная гримаса, больше напоминающая оскал, чем улыбку. – Вернее, это очень грустно, но и смешно одновременно. Вы за пару месяцев своим умом додумались до того, на что мне понадобились годы. Боже мой, как я была слепа. И сколько бед это принесло. Никогда себе этого не прощу.

– Мне расценивать ваши слова как признание?

Олимпиада дико посмотрела на него.

– Конечно, нет, – воскликнула она.

Из комнаты Марии Ивановны выглянул следователь, махнул Зубову рукой. Тот шагнул к двери, требовательным жестом остановил попытавшуюся подняться со стула Олимпиаду.

– Нет уж, сидите тут, пожалуйста.

Он широкими шагами пересек коридор, зашел в спальню, посмотрел на следователя с немым вопросом.

– Вот, в присутствии понятых со шкафа достали. Лежало так далеко, что старухе не достать. Она же на стул вскарабкаться не может. Так что понятно, кто спрятал.

Он протянул Зубову какую-то коробку, и капитан, нагнувшись, увидел ровные ряды коробок с лекарством. Тиопентал. Он даже присвистнул от изумления. Черт, как все, оказывается, просто. Он вернулся в кухню, занял «свое» место, облокотившись на край подоконника, сурово глянул на поникшую на стуле Олимпиаду.

– Только что в одной из комнат вашей квартиры было изъято большое количество тиопентала натрия, того самого препарата, которым были убиты Бабурские и Зябликов. Кстати, по словам вашей матери, у нее случился инсульт, когда Ева Бердникова требовала у нее именно это лекарство. У меня есть только два объяснения, или ваша мать из-за болезни что-то путает, и на самом деле разговор о тиопентале у нее был с вами, а не с Евой, либо ваша сводная сестра знала, что вы что-то замышляете, а потому явилась в ваш дом, чтобы предотвратить преступление. Не из-за этого ли вы поспешили от нее избавиться?

– Это все чушь какая-то, – лихорадочно сказала Олимпиада, глаза ее блестели, как при высокой температуре. – Я понятия не имею, откуда в нашей квартире взялся тиопентал. Точнее, подозреваю, что его могли подбросить, чтобы навести на меня подозрение.

– Ну да, конечно. И в квартиру Евы вы не наведывались утром после убийства Ольги Бабурской. И чайник там не грели?

– Я понятия не имела, что то утро чем-то отличается от всех остальных, – огрызнулась Олимпиада. – В квартире Евы я действительно была, этого я отрицать не буду.

– Вот спасибо. – Зубов отвесил шутовской поклон, она так сильно его бесила, что у него даже глаза начинали слезиться. – А откуда вы взяли ключ?

– Когда Ева легла на обследование ко мне в отделение, она попросила меня передать ключ ее соседке, чтобы та поливала цветы. Я пообещала, но не успела. Через несколько дней Ева из больницы сбежала, поэтому ее поручение потеряло смысл. Ключ она не забрала, а сама инициировать встречу с ней я не хотела. Так ключ остался у меня, и в тот день я им просто воспользовалась.

– Зачем вы отправились на квартиру вашей сводной сестры?

– Поймите, эти убийства тревожили меня. Как будто кто-то расковырял мою старую, так и не зажившую рану, которая отчаянно болела и не давала мне покоя. Я спать не могла, все думала, в чем я виновата и можно ли было предотвратить случившееся. Мне нужно было разобраться, что происходит.

– И как, разобрались?

– Почти. Если бы Франц Яковлевич не попал в больницу, он бы мне помог. Я все думала, что именно он имел в виду, когда сказал, что ошибся. Помните, мы вместе оказались у него в гостях, и он так сказал, но все дело в том, что он не мог ошибиться. За всю свою врачебную практику он не ошибся ни разу. И когда я поняла, что он имел в виду, то поняла и все остальное. Он действительно не ошибся. Он, если можно использовать такое математическое сравнение, поставил правильный знак, только неправильно раскрыл скобки. Я прошла его путем, посмотрела на картину его глазами, и мне все стало ясно. Мне осталось доделать совсем чуть-чуть, чтобы картина стала очевидной и для вас. Понимаете?

– Если честно, нет.

С точки зрения капитана Зубова, сейчас подозреваемая несла полный бред, лишний раз доказывая собственную невменяемость. Интересно, она может быть буйной? И если да, то стоит ли опасаться, к примеру, нападения? То, что она сотворила с Михаилом Бабурским, требовало серьезных усилий. Говорят, что безумцы в период помутнения рассудка становятся физически в несколько раз сильнее. А эта Липа и так женщина не хрупкая.

Следователь вновь позвал Зубова, и тот отлепился от подоконника, шагнул из кухни, сделав предостерегающий жест.

– Я сейчас вернусь, Олимпиада Сергеевна, и мы договорим.

Обыск подошел к концу, и больше ничего предосудительного в квартире найдено не было. Понятые расписались в протоколе и были отпущены из квартиры разносить сплетни по соседям. В том, что все именно так и будет, Зубов даже не сомневался. Из гостиной раздался хриплый крик Марии Ивановны. Зубов и следователь переглянулись и бросились туда. Пожилая женщина, согнувшись, стояла у окна и тяжело дышала.