После приватизации государственный «ЛИВИЗ» был преобразован в товарищество с ограниченной ответственностью (ТОО) — все 450 сотрудников завода стали его акционерами, получив паи. Владение заводом не сделало рабочих богаче. В 1997 году на заводе начались задержки зарплаты. Возмущенные сотрудники сформировали инициативную группу, которая конфликтовала с директором «ЛИВИЗ» Владимиром Шаршовым, требуя погасить долги.

И в этот момент в цехах материализовался Сабадаш. В демократичном поло и джинсах, он говорил на понятном рабочим языке и обещал им всяческую поддержку. Руководители стачкома были очарованы появившимся ниоткуда спасителем и сами не заметили, как Сабадаш сначала взял под контроль операционную деятельность предприятия, а затем получил и контрольный пакет, скупив рабочие паи. Глава стачкома Михаил Барышев, оставшийся в итоге ни с чем, еще десять лет в судах пытался доказать, что он и его товарищи стали жертвами обмана. Но безрезультатно.

«ЛИВИЗ» стал центральным элементом не лишенной элегантности схемы, придуманной и реализованной Сабадашем. Как и другие схемы, о которых я рассказываю в этой книге, она была создана для ухода от уплаты налогов, формирующих значительную долю в себестоимости водочной бутылки.

Выглядело это так. Параллельно с обработкой ливизовских рабочих Сабадаш зарегистрировал компании по производству водки в подмосковном Краснознаменске и столице Калмыкии Элисте. До сих пор до конца неясно, насколько реальными были эти производственные единицы, но смысл был в другом. Оба города — и Краснознаменск, и Элиста — являлись внутренними российскими офшорами. Предприятия, зарегистрированные в этих городах, освобождались от уплаты значительной части налогов. Водочные налоги, например, снижались на 85 %. Это объяснялось тем, что Краснознаменск был закрытым военным городом (ЗАТО) и правительство таким образом хотело поддержать предприятия оборонки, влачившие жалкое существование и вынужденные переходить на выпуск товаров народного потребления в отсутствие гособоронзаказов. А Калмыкия в принципе была (и остается) беднейшим субъектом Российской Федерации, и руководители республики прозрачно намекали Москве, что без подобных послаблений им просто не выжить.

Разумеется, зарегистрироваться в этих внутренних офшорах мог далеко не всякий. Но к сильным качествам Александра Сабадаша как раз относилось выстраивание отношений с нужными людьми и их дальнейшее использование в своих целях. Эксцентричный президент Калмыкии Кирсан Илюмжинов оказался в числе таких людей. СМИ писали о том, что Сабадаш выступал спонсором предвыборной кампании Илюмжинова и после победы получил возможность рекомендовать собственных кандидатов в правительство степной республики. На фоне этого регистрация водочного завода в калмыцком офшоре — сущая мелочь, отказать в которой Илюмжинов не мог. Позднее Сабадаш не раз будет проделывать подобные трюки, инвестируя в победы своих кандидатов на выборах в Ленинградской области и Ненецком автономном округе и получая взамен льготы для бизнеса и пост сенатора в Совете Федерации.

Но это будет позднее. А пока Александр Сабадаш, согласно бумагам, направлял на «ЛИВИЗ» в родной Петербург цистерны с водкой, выпущенной в Калмыкии и Краснознаменске. Там же он оплачивал и акциз по «льготному курсу». Завод в Петербурге не платил в городской бюджет ничего — ведь по бумагам он просто разливал по бутылкам уже готовый продукт.

Об этой схеме, получившей название «купажной», главе комитету по промышленности Санкт-Петербурга Клебанову и рассказал владелец только что открывшегося завода «Ладога» Вениамин Грабар, дав понять, что знает, как вернуть деньги, которые не получал город. Грабар получил назначение в Смольный, а Клебанов публично заявил, что заставит Александра Сабадаша, использующего «купажную» схему, платить городу.

Проблема питерских властей заключалась в том, что формально Александр Сабадаш никаких законов не нарушал, а значит, и претензии к нему могли быть лишь этического характера. Но Грабар, получив карт-бланш и рычаги административного давления, зашел с другой стороны. Став чиновником, он в первую очередь ввел систему аккредитации предприятий, имеющих право работать с алкоголем, и сократил число оптовых баз, имеющих право хранить и отпускать продукцию. В результате оптовиков в Питере стало меньше в три с половиной раза — 100 компаний вместо 350. Вторым его шагом стало введение «региональной контрольной марки» (РКЗ), без которой оборот спиртного в городе был запрещен. Стоила такая марка два с половиной рубля — и Сабадашу все же пришлось платить.

«Звериное чутье» подсказывало Саше Большому, что от этого неприметного с виду парня с залысинами и большими очками по фамилии Грабар можно ждать крупных неприятностей и надо играть на опережение. В начале 1998-го в Петербурге было объявлено о формировании Ассоциации предприятий алкогольной отрасли «Альянс». Правда, при изучении состава участников выяснилось, что в «Альянс» вошли исключительно фирмы Александра Сабадаша и примкнувший к ним опытный завод «Нива», принадлежащий Антону Хохлову и его сводной сестре Инне Немциной.

«Альянс» сосредоточился на работе с журналистами, объясняя им, что смысл громкой кампании Клебанова по «наведению порядка» на водочном рынке в Петербурге заключается в создании преференций для компании его помощника Грабара, который оставил бизнес номинально, а в политику пошел исключительно ради извлечения выгоды для своего водочного завода «Ладога».

В качестве доказательств представители «Альянса» рассказывали, что все оптовики Петербурга в курсе главного условия получения аккредитации: надо купить тысячу коробок водки производства «Ладоги», и дело будет решено. Другой историей, которую рассказывал представителям СМИ Антон Хохлов (не любивший публичность Сабадаш назначил его главным спикером от «Альянса»), было то, что с приходом Грабара в Смольный акцизные марки, выдававшиеся на регион, стали распределяться неравномерно: почти все доставалось «Ладоге», а конкуренты останавливали заводы, так как бутылки было нечем маркировать. Взятки, в которых члены «Альянса» обвинили Грабара, по словам Хохлова, были связаны с тем, что в результате бесконечных проверок налоговой, которую наслали на них городские власти, у водочников возникли проблемы с лицензиями, и вопрос «надо было как-то решать».

Илья Клебанов все это назвал подставой, которую устроили люди, «недовольные тем, что Вениамин Грабар пытался ввести единые правила для всех участников алкогольного рынка и, в частности, заставить их выполнять обязательства перед бюджетом».

Кто из участников конфликта говорил правду, для нейтральных наблюдателей было непонятно, а дальнейшие события лишь усилили неразбериху.

Пулеметы, ножи и биты

Поздно ночью 9 мая 1999 года совладелец завода «Нива» Антон Хохлов подошел к окну своей квартиры на Новочеркасском проспекте и тут же был вынужден отпрыгнуть в сторону. На него полетели осколки разбитого стекла, а в тишину майского вечера Дня Победы ворвался звук автоматной очереди. Приехавшие на место происшествия милиционеры насчитали 14 пуль, застрявшие в стенах квартиры напуганного водочника. А утром под окном было обнаружено и оружие — раритетный пистолет-пулемет Судаева (ППС), использовавшийся преимущественно на Ленинградском фронте во время Великой Отечественной, его выпуск был прекращен в 1945 году.