— В приличном обществе перед каждой игрой устанавливают правила и оговаривают ставки, — перебил своего старого знакомого адъютант, непринуждённо сделав между словами глоток вина.

— Я готов, Лео. Итак, о правилах…

— Сначала давайте знакомиться, — Лузгин опять бесцеремонно перебил Джованни. — Вы сейчас выступаете в какой роли? Импресарио оперы? Шеф Бриджид? Погодите… вы торговец скрипками… Я уже сказал Чезаре, что не планирую возвращаться в Петербург. Разрешите представиться. Отставной адъютант его высочества Великого князя Константина Николаевича, капитан первого ранга Лузгин Леонид Павлович. Хозяин поместья в деревне Большие Бобры Царскосельского уезда.

Джованни лишь утвердительно кивнул:

— Прекрасно. Вы таки успели получить повышение в чине. Теперь я… Чином похвастать не могу, а то положение, которое я занимаю в церковной иерархии, вам ни о чём не скажет. Оно и служителям мало о чём говорит. Будем считать, что наши интересы ситуативно совпадают, и я готов понести некоторые расходы, чтобы поддержать вас в вашем устремлении остаться в Вене. Не расценивайте это как подаяние. Это будет щедрая плата за выполненную работу.

— Мы договоримся сначала о правилах, а ставки — это следующий вопрос. Может быть, я сейчас откажусь вступать в игру по вашим правилам? — заметил адъютант.

— Один из высокопоставленных чиновников Австро-Венгерской империи оказался в щекотливой ситуации. Из его дома пропал оригинал международного документа, который он не имел права хранить в своём кабинете. Этот почтенный господин обратился к нам за помощью, а Господь послал нам вас. Если бы я не имел чести противостоять вам, Лео, в Петербурге, если бы я не знал силу вашего удара в Лондоне, то и не решился бы на такое предложение. Ваш хозяин передал вас по наследству, но новый хозяин вас выгнал. Мне не сложно представить себе силу той бури, что вызывает возмущение в вашей душе. Поэтому вы не откажетесь. Тем более что, помогая нам в этом деле, вы будете иметь возможность отомстить своему обидчику. Я ошибся хоть в одном утверждении?

Лузгин, стоя возле окна, тихо ответил:

— Нет. Но мне нужна конкретика. Почтенный господин имеет фамилию, а документ — название.

— Речь идет о министре иностранных дел, графе Кальноки. Документ позвольте пока что не обозначать. Если министр посчитает нужным, то я вам раскрою эту деталь. Пока что стоит задача разыскать юную фрау, подозреваемую в краже этого документа. Её зовут Анна Хубер, она служила бонной у сына министра.

Лузгин продолжал стоять лицом к окну, разглядывая движение внизу. В какой-то момент ему показалось, что среди прохожих он увидел широкую спину Завадского.

«А в чём подвох? Джованни знает, что я ищу Либерта? Нет. Он знает, что мы вышли на след Анны? Нет. Известно ли ему, что Завадский и Подгорский участвуют в этом деле? Нет. Провокация? Для чего?» — Адъютант за несколько секунд, имевшихся у него для ответа, успел перебрать в голове множество вариантов.

— У меня есть несколько вопросов, Джованни… — сказал адъютант, не оборачиваясь.

— Я весь во внимании. — Ландино умиротворённо сложил руки на животе. Он был доволен собой.

— Профессор словесности был убит из-за опасения, что он укажет именно на мадемуазель Бриджид? Он не успел дать детальные показания, но упоминал красивую женщину из Петербурга с очаровательным акцентом.

— А он был убит? — удивился Джованни. — Я слышал, что повесился в камере. Кто же знает, что там у него в голове случилось. Может, любовь неразделённая к этой барышне. Кстати, все, кто по ней страдали, плохо кончили. Роковая мадам, — ответил итальянец.

— Значит, я был прав… А как же вы дознавателя Ерёмина довели до такого нервного расстройства, что он стал совершать элементарные ошибки, а затем покончил с собой?[45] Разбрасываться агентами такого уровня крайне расточительно.

Лузгин повернулся лицом к Джованни, который усердно стряхивал невидимые пылинки с лацканов пиджака: старый банальный приём, позволяющий потянуть время для обдумывания ответа и показать собеседнику, что тема совершенно не важна, не стоит внимания.

— Вопрос не по адресу. Довел его не я, а вы. Да и невелика потеря. Слабак, который возомнил себя способным шпионом. Но, нужно признать, на определённом этапе он свою задачу выполнил. Видно, почувствовал, что его скоро постигнет участь профессора… Все ваши вопросы будут касаться нашего с вами славного прошлого? Я было подумал, что мы нашли общий язык и вас интересует нечто из современности…

Лузгин молча кивнул несколько раз, потирая подбородок:

— Министр иностранных дел Австро-Венгрии обращается к вам, итальянцу, с такой тонкой просьбой. Что вас объединяет и почему бы графу не вызвать пару-тройку полковников в форме своей империи и не устроить по этому поводу небольшой переполох в полиции Вены?

— Я уже заметил, что граф несколько озабочен допущенной оплошностью. Документ имеет большую юридическую ценность, он уже подписан сторонами. Если станет известно о его существовании, то в Европе отношения между некоторыми правящими династиями могут… как бы это помягче… подпортиться. А если станет известно, что документ исчез, то министр может попрощаться со своей карьерой. И это самое меньшее из зол. Вы спросите, какое нам дело до этого документа? Я отвечу. Официально — никакого. Но граф Кальноки наш единомышленник в вопросах веры. И мы не можем ему отказать в помощи.

— Немного я встречал католиков, готовых на территории чужой страны ввязываться в сомнительные предприятия ради своих единоверцев. Если только эти единоверцы не состоят в одном и том же ордене. Считайте, что я согласился, Джованни. Ставки обсудим после того, как я оценю риск. Кстати, в каком тайном обществе вы состоите? Или это орден?

Ни один мускул не дрогнул на лице Джованни. Он продолжал перебирать пальцами, рассматривая замершим взглядом сервант напротив. Чезаре сделал вид, что не расслышал и потянулся к вазе за шоколадной конфетой.

— Вы, Лео, приняли правильное решение. Сумма вознаграждения будет достаточной для того, чтобы вы могли безболезненно оставить своё поместье и перевезти сюда свою семью, — размеренно ответил Ландино. — Вы купите здесь усадьбу в провинции или квартиру в Вене, ваша дочь получит отличное европейское образование, а ваши таланты будут, несомненно, востребованы.

«И о Сонечке узнал… Готовился, прохиндей, готовился…» — Лузгин между тем изобразил полную заинтересованность и внимательно слушал Джованни.

— Никто из тех, кто на нас работает, об этом не пожалел. Если, конечно, не предатель. Измены мы не прощаем. Таковы правила, и не я их установил. Вы по-прежнему уверены, что хотите знать ответ на свой вопрос?

— Несомненно. Не терплю полутонов.

Джованни тяжело поднялся из кресла, направился к вешалке за шляпой и плащом, подал знак Чезаре, что разговор окончен, и только взявшись за ручку двери, ответил на вопрос адъютанта: