Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Четче всего двойная сущность воина-безжалостного убийцы и воина-защитника, даже «спасителя», отражена в знаменитой притче о двух великих оружейниках XIV века Масамунэ и Муромаса, которые, сами будучи самураями, передавали частицу собственной души своим изделиям (клинки этих мастеров отличались высочайшим качеством, они – огромная редкость и объявлены в сегодняшней Японии национальным достоянием. Вообще мечи, созданные знаменитыми мастерами, особенно периода «древних мечей» – до 1350 года, – всегда считались в Японии поистине бесценным сокровищем и передавались из поколения в поколение[18].
Но сначала, чтобы читатель лучше понял контекст, несколько слов об образе японского меча как главного символа самурая.
О. Ратти писал о символике самурайского меча катана: «Роль катана основывалась на том положении, которое самураи занимали в политико-правовой структуре Японии, структуре власти, построенной вертикально, поддерживаемой и вдохновляемой на каждом уровне мистическим поклонением предкам, связывавшим воедино многие поколения. Являясь почти [почему «почти»? Меч – одно из трех Сокровищ императорского дома наряду с Зеркалом и Яшмовыми подвесками-магатама. – Д. Ж.] сакральным символом сокровенных верований, устоев и законов японского народа, меч представлял и прошлое, и настоящее. Он был своеобразным средоточием духовной, политической и боевой силы, принадлежавшей его обладателю. Подобный символизм приводил к тому, что каждое событие прямым или косвенным образом связывалось с катана… Самураи пребывали в уверенности, что переступивший через катана навлечет на себя гнев свыше и неотвратимое наказание… Согласно кодексу бусидо, меч катана защищает справедливость и карает зло. В мирное время катана, висящий на поясе самурая, убережет его от безнравственных мыслей, а во время войны катана уничтожит всех врагов и защитит его. Лишь божества и будды считались более могущественными, чем катана».
Мы знаем, что меч в буддизме почитался как символ установления мира, человеколюбия и справедливости. Меч бодхисаттвы Мондзю предназначен для уничтожения не физических врагов, а такого зла, как алчность, глупость и гнев. Мечом вооружен и яростный и спасающий людей Фудо-мёо. С мечом (кэн – более общее понятие, чем катана или тати) некоторые направления буддизма связывают такие достоинства, как религиозная убежденность, прямодушие, честь и верность долгу. Меч наделен магическими силами и в синтоистской традиции – вспомним знаменитый «Скашиватель травы» – меч бога Сусаноо и Ямато Такэру. Как и в средневековой Европе, меч наделялся почти всеми основными человеческими качествами – добродетелями и пороками, а иногда и именем (так, в семье советника шестого сёгуна из династии Токугава, Араи Хакусэки, хранились мечи, именовавшиеся «Лев», «Обезьяна» и «Змея»). С мечом связано колоссальное количество норм этикета. Превосходные мечи почитались в Японии столь высоко, что появилась особая церемония «любования мечом». Происходила она так (цитируем по О. Ратти): «Хозяин считал для себя большой честью, если гости выражали свое восхищение красотой и качеством мечей, которые обычно висели в зале для приема гостей. Процедура осмотра мечей была тщательно регламентирована, не менее тщательно были расписаны жесты и реплики всех, кто участвовал в подобной церемонии. Мечи доставали из ножен постепенно и никогда не обнажали полностью. К лезвию прикасались лишь через тонкую прозрачную ткань, наклоняя его к свету под различными углами. Тканью при осмотре меча пользовались для того, чтобы предохранить оружие от возможного появления ржавчины, что всегда было большой проблемой в Японии. Быстро доставать меч из ножен считалось грубым и непочтительным, а полностью обнажить меч значило получить в лице хозяина заклятого врага. Опасно было даже случайно бряцать гардой (называвшейся «цуба») меча о ножны, частично вынимая его из ножен – это могло быть воспринято как вызов на поединок. Ведь самураю запрещалось даже показывать обнаженный меч в присутствии друга и в резиденции господина. Конечно, пронизанный церемониальностью суровый кодекс нормативно-благопристойного поведения – как со стороны исполненного гордости хозяина, так и со стороны восхищенного и почтительного гостя – вполне вписывался в контекст японской культуры».
Однако вернемся к истории о Мурамаса и Масамунэ. Когда по одному мечу работы этих мастеров воткнули в дно ручья, осенние листья, плывшие по течению, огибали меч Масамунэ, но оказывались разрезанными пополам мечом работы Мурамаса. Дело в том, что мечи Масамунэ считались величественными клинками, предназначенными для защиты и верной службы господину. О них ходили легенды, что они не дадутся в руки человеку, лишенному понятия о чести, благородстве и великодушии. Их вовсе «не радовала» пролитая кровь. А вот Мурамаса Сэндзо, родившийся в середине XIV века и учившийся у Масамунэ, был человеком раздражительным и вспыльчивым, и его мечи имели славу «жадных до крови», которыми опасно владеть (поскольку они могут вовлечь владельца в стычку) и сражаться (ибо они могут даже зарубить владельца). Ясухиро, современный мастер-кузнец, писал: «Члены семьи Токугава очень боялись мечей Мурамаса, и не без оснований. Токугава Киёясу, дед Токугава Иэясу, умер от ран, нанесенных мечом Мурамаса… Ранения от его мечей получали и сам Иэясу, и его отец Хиротада… Токугава Нобуясу, старший сын Иэясу, был заподозрен в союзе с кланом Такэда и намерениях разрушить союз между Ода Нобунага и его отцом и приговорен к сэппуку. Мгновение спустя после того, как он вонзил кинжал себе в живот, его кайсяку, помощник, всегда находившийся рядом в таких случаях, снес ему голову одним из тех безжалостных мечей, которые писатель назвал «разящими ударами из сумасшедшего сердца». Токугава настолько ненавидели творения этого злого гения, что при любой возможности старались уничтожать их. Однако качество их было столь высоко, а потребность в них столь велика (особенно среди врагов Токугава), что ради их сбережения люди шли на все, вплоть до соскабливания или изменения подписи мастера».
Показательно, что такие прекрасные образы из самурайской мифологии, как, например, великий фехтовальщик эпохи Муромати Цукахара Бокудэн (вполне реальная личность, правда, окутанная флером легенд), превозносились прежде всего за миролюбие и сдержанность, которые считались органичной обратной стороной великолепно подготовленного воина. Однажды Бокудэн плыл на большой лодке-пароме по самому большому в Японии озеру Бива и был вызван на поединок молодым задиристым самураем из числа тех, что во всех видят только соперников. На вопрос, какая у него школа владения мечом, Бокудэн ответил: «Школа побеждающих, не прикладывая рук». Поединок решили провести на маленьком островке, куда вскоре причалил паром. Юный забияка спрыгнул на прибрежный песок первым, а Бокудэн оттолкнулся веслом от камня и уплыл прочь. «Такова школа побеждающих, не прикладывая рук», – объяснил он удивленным свидетелям происшедшего. В данном случае Бокудэн проявил себя как истинный приверженец Пути воина, избежав ненужного кровопролития по пустячному поводу и сохранив жизнь и честь юного самонадеянного глупца.
В конце концов, для определения лучшего по уровню мастерства «идеальным самураям» не обязательно был нужен меч – даже «меч Масамунэ», бывший в руке Бокудэна. Иногда могло хватить набора для игры в го – древнейшую в мире стратегическую игру на доске. Когда-то в Китае ее использовали для предсказывания будущего, а затем стали рассматривать как идеальный «стратегический тренажер» (совсем как шахматы чатурранга в Индии). В историю го и историю Японии вошли партии, сыгранные монахом Никкаем с Ода Нобунагой в 1578 и 1582 годах, а также легендарный поединок двух великих фехтовальщиков первой половины XVII века – Миямото Мусаси и Ягю Дзюбэя. В последнем случае непредвиденная встреча произошла на постоялом дворе, и оба самурая – мастера меча, каждый из которых догадывался, кто перед ним, играли долго и вдохновенно. Го, по мнению знаменитого писателя Ясунари Кавабата, «это игра, в которой черные [шашки. – Д. Ж.] наступают на белых, а белые на черных, принимает форму искусства. Ей присущи и порывы духа, и гармония, подобная музыкальной. Игра-шедевр может быть потеряна в связи с невосприимчивостью к переживаниям соперника», она требует предельной концентрации, интеллектуальной выносливости и силы воли. В ней чутье убийцы сочетается с артистичностью. Даже если игроки молчат, их основные качества, сильные и слабые стороны проявляются на доске. В данном случае силы были равны – Мусаси и Дзюбэй сыграли вничью и, поклонившись друг другу, не стали вступать в бой на мечах.