Очередной взаимовыгодный обмен только что завершился. Во второй роте Митя отдал всё, что у него осталось неиспользованного по теме «Комсомол», а взамен получил пачку материалов, с избытком обеспечивающих оформление стенда «Космос». Он уже собрался уходить, когда в пустом помещении послышался голос комбата. В щель приоткрытой двери Митя увидел, как по середине казармы походкой хозяина шёл Хлыщ, а сбоку перебирал ножками ротный капитан Косяк. Капитан и так-то не вышел ростом, а втянув голову в плечи и подобострастно сгорбив спину, выглядел совсем мелким. Лисицын, могуче возвышаясь над подчинённым, торжественно нёс на лице маску недовольства и, не поворачивая головы, бросал сквозь зубы короткие замечания. А Косяк неуклюже торопился чуть сзади, неслышными шажками суетно перебегая за спиной командира, пристраиваясь к нему то слева, то справа. Он робко улыбался, глядел снизу вверх и всё говорил, говорил, захлёбываясь словами, боясь не успеть доложить всё-всё-всё-всё и тем самым испортить впечатление о себе, как об исполнительном и лояльном офицере. Как только ротный и комбат скрылись в канцелярии, Митя с драгоценным грузом помчался к себе.

Через несколько дней работа упёрлась в стенд «Спорт». На него в самом начале не хватило ни фанеры, ни брусков – торопились, работа горела и кипела одновременно, многое откладывалось на «потом». И вот припёрло. Митя кинулся на стройку к знакомым. Бегая от одного бригадира к другому, он заметил, что на главной дорожке будущего военного городка среди чавканья лопат, стука молотков и фырчания самосвалов образовался, ползущий в его сторону, пятачок почтительной тишины. В его центре шествовал пожилой генерал-лейтенант, а в двух шагах за ним двигалась тесная группа офицеров. Ясно: приехал проверяющий контролировать ход развёртывания полка. Митя отошёл в сторону, поближе к штабелям кирпичей и стал с интересом наблюдать. Генерал совсем не гренадёрского телосложения смотрелся намного крупней и массивней любого из своей свиты, ибо ступал он, расправив плечи и подняв голову. Лацкан расстёгнутой шинели в такт шагам обнажал на его груди пёстрый щиток из множества наградных колодок. Сопровождающие же, застёгнутые на все пуговицы, затянутые портупеями, изо всех сил вжимались в землю, сутулились и теснились друг к другу. Генерал отрывисто задавал вопросы и мгновенно получал сжатые ответы. На его лице застыло выражение нейтральной строгости. Плотный комочек свиты осложняла фигура в куцей шинели. Она вроде бы двигалась вместе со всеми и в то же время старалась держаться отдельно. Недалеко от затаившегося Мити генерал сурово спросил:

– А это ещё что за артиллерист такой?

Куцая шинель ловко подскочила к генеральскому боку, и Митя узнал Лисицына. Вытянувшись идеально стройным хлыстиком и всё же оставаясь намного ниже проверяющего, он представился, добавив, что строительство ведут его люди. Генерал, не глядя на него, раздражённо и даже как будто брезгливо, обрубил:

– Я вас не вызывал, – и двинулся дальше.

То, как он задал вопрос, как не глядел на Хлыща, пока тот докладывал, как грубо отшил его и то, как он после этого зашагал – всё демонстрировало неутолённое высокомерие, желание унизить незнакомого подполковника, сожрать его, а косточки выплюнуть. Хлыщ скукожился, словно получил оплеуху. И поплёлся далеко позади кортежа.

«Господи! Как же в армии легко унизить ближнего. Удовольствие, что ли они от этого получают? Или им это необходимо для выживания в их ядовитой среде? Мерзкая потребность самоутверждаться за счёт соседа. Если сам ничтожество, если за душой ничего нет, тогда понятно. А этот-то, вроде – генерал. Или генералы тоже бывают никудышные?

Бригада Ивана Бурдина с середины лета взялась выполнить аккордный наряд и спешным темпом возводила двухэтажный дом из бруса. Не считаясь со временем, ребята пахали, как заведённые, потому что по завершению строительства им посулили досрочный дембель. Бригада сумела доделать и сдать свой дом и теперь ждала обещанной награды за сумасшедший труд. Иван целый день пропадал в штабе, курил около штабного крыльца, надеясь, что его примет командир части. А тот, как назло, был очень занят. Иван не сдавался и держал выход из штаба под приглядом, даже на обед не уходил. Ближе к вечеру он пришёл в казарму злой и прибитый.

– Крутит, жмётся. Я, говорит, не обещал вас выпустить сразу после аккорда. Уедете раньше эшелона, а пока ройте канаву под водопровод. От своей казармы до магистрали.

Кто-то присвистнул – это работы недели на полторы, а то и две.

– Сказал, что это последнее задание. Как ему верить? Ведь обманет же, сволочь!

Иван зло мотнул головой. У Бурдина на душе скребло. Он винил себя. На свой страх и риск собрал бригаду земляков, с чужих слов наобещал им золотые горы, а теперь на пару с комбатом обманул всех. При этом Хлыщ – хозяин положения, а от Ивана ничего не зависит. Противно.

На следующий день, несмотря на то, что это был выходной, бурдинцы, выстроившись друг за другом, принялись с остервенением вымещать злость на земле. Вокруг собрались зрители. Дембеля всю историю уже знали. Они смотрели, покуривали и обменивались соображениями – обманет Лисицын или нет. Зрители болели за бригаду Бурдина. Если её отпустят домой, значит дембель пришёл. Полные лопаты одна за другой мелькали в воздухе, очищая путь на «гражданку». Кто-то из копавших остановился перекурить.

– Ладно, отдохни пока. Дай-ка я, – поднял его кирку один из наблюдавших.

У болельщиков зудели руки. На траншею смотрели, как на пробку, закрывавшую путь домой. Скорее выкопать её – и начнётся… Через полчаса землю вместе с бурдинцами ковыряли почти все «старики». Инструмент приносили со стройки, работали на сменку: одни уходили, их сменяли другие. Здорово получилось. Отработавшие выбирались наверх и улыбались. Каждому казалось, что если он сам, лично не заглубит хоть немного эту чёртову траншею, то дембель отступит на день, на неделю… Общий дембель и его собственный тоже. В канаву спрыгивали, поддавшись общему поветрию, даже некоторые из записных сачков. Никогда ещё не было такой весёлой работы, и всем хотелось в ней поучаствовать. А на ступеньках штаба возникло маленькое волнение. Хлыщ и Погремушка, не решаясь подойти, смотрели на стихийный воскресник издалека и что-то горячо друг другу доказывали. На них никто не обращал внимания, хотя их появление заметили.

К среде канава была готова, но бригадир не торопился. Полдня его ребята ровняли стенки, дно. После обеда Иван, сжав зубы, отправился докладывать о выполнении задания. В этот раз долго ждать не пришлось. Недовольно пошевелив усами, Лисицын пробурчал заветное:

– Можете оформлять документы.

Победа Бурдина приободрила остальных. В Ленинской комнате молотки застучали веселей. Скорее, скорее – на носу декабрь. И вот закончили. Убрали мусор и даже помыли пол.

Майор Костенко сделал несколько замечаний – иначе и быть не могло, иначе, зачем тогда вообще замполиты существуют? А в конце он сказал:

– Молодцы, вот это другое дело.

– Товарищ майор, а когда нам можно домой-то? – осторожно поинтересовался Забродин.

– С этим вопросом – к командиру части.