– Да, – сказал я, поднимаясь, – с собой всегда можно договориться насчет полежать да побалдеть, а вот с Господом... Пойдем, сэр Сигизмунд. Мы им, гадам, всем рога посшибаем! С нами Бог, так кто ж против нас? Даже супротив?

Он смотрел на меня восторженными глазами.

Сигизмунд вооружился палкой, у меня на поясе молот, простой, грубо выкованный молот. Два крепких молодых парня, в лохмотьях, явная беднота, таких тысячи шляются по дорогам, гонят скот, пашут и сеют, рубят лес и ломают камни.

– Прекрасная легенда, – проговорил я. – Теперь мы – люди-невидимки.

– Невидимки? – переспросил Сигизмунд испуганно. Он оглядел себя, ощупал. – Сэр Ричард, но я вас зрю, как наяву...

– Зато другие не узрят, – объяснил я. – Или не узреют как правильно? Ты разве замечаешь тех, кто привозит тебе хлеб, мясо, овощи? Кто каждый день проходит мимо в конюшню, где убирает навоз?

Дорожка петляла без всякой видимой причины, огромные кряжистые стволы дубов остались позади. Я настолько к ним привык, что тонкоствольные березки клены и осинки показались чересчур тонкими и жалобными.

Дорогу пересек широкий ручей, мы топали вдоль по бережку, пока не перебрались по упавшему стволу на ту сторону. Вдоль ручья все было красно от распустившихся маков, еще дальше маки мешались с тюльпанами, колокольчиками, ромашками и синими-синими волошками. Над водой носились стрекозы, а над цветами порхали бабочки. Прямо на меня летел тяжелый, как рыцарский конь, жук. Я пригнулся, жук пролетел над головой, почти зацепив волосы.

Небо стало багровым, облака застыли над самым горизонтом, а солнце почти коснулось черной грани. Мы шли по краю небольшого озера, что уже начало от старости превращаться в болото. Озеро выглядело красным, я зябко передернул плечами. Показалось, что все озеро от берега до берега заполнено кровью. Я отвел взгляд, посмотрел на Сигизмунда, снова на озеро. На этот раз оно сверкало расплавленным металлом от края и до края, а немногие листья кувшинок выглядят застывающей окалиной.

Потянулись кусты, уже темные, без солнечного света. Поверх веток я видел только краешек болотистой воды, тростник, огромных толстых лягушек, вдыхал жуткий аромат гниющих растений, а также странный запах разлагающейся плоти, но не просто разлагающейся под натиском жрущих микробов, а как будто крупных жаб долго мучили в химлаборатории, а потом бросили в это болото.

Вода неспокойно колыхалась, я насторожился, сказал Сигизмунду:

– Погоди, там кто-то есть...

Храбрый до дурости, он вместо того, чтобы затаиться, сразу же ломанулся вперед, мечтая принять удар на себя, закрыть своей грудью сюзерена, красиво пасть хоть и в лохмотьях, – но пасть в сражении.

Ругаясь, я выбежал следом. На берегу болота лежало одеяло, наполовину скатанный мешок, а в мутной воде среди белесых трупов неимоверно крупных лягушек если это лягушки, барахтался тщедушный человечек. Мы увидели только мокрую голову и голое плечо, он безуспешно хватался за нависшую над водой ветку, она выскальзывала из ослабевших пальцев. Он даже не взмолился о помощи, то ли охрип от крика, то ли не ждал от двух оборванцев ничего хорошего.

Я вошел в воду по колено, одна нога сразу же попыталась провалиться в сплетение корней. Справа колыхалось брюхом вверх то, что я принял за лягушку. Только у лягушки, как я помню, во рту сплошная роговая пластинка, а у этой в пасти зубов больше, чем у пираньи. Кое-как я сумел удержаться, протянул руку.

– Хватайся!

Он с колебанием смотрел на мои пальцы, ему надо выпустить веточку, настолько тонкую, что переломится под сытым муравьем, затем тяжело вздохнул, его пальцы метнулись в мою сторону. Я поймал, потащил, он весит как бык, потом по его исказившемуся лицу понял, что его что-то держит, трясина или корни, натужился, Сигизмунд пришел на помощь, вместе выдернули на берег, оттащили на траву и оставили истекать водой и грязью.

Он лежал на мокрой, покрытой блестящей слизью траве, тяжело дышал. Низкорослый, тщедушный, ребра часто раздвигают грудную клетку, и тогда становится видна его жуткая худоба. Наконец он перевернулся на спину, с трудом приподнялся. В глазах были страх и неловкость.

– Простите мою наготу... – прошептал он сипло. – Я сейчас... с вашего позволения... оденусь. К сожалению, у меня нет ничего ценного, чтобы отблагодарить вас за спасение моей ничтожной жизни...

Сигизмунд взглянул на меня, говорить должен сюзерен а я отмахнулся от изъявлений благодарности.

– 3а ничтожную жизнь еще и плата? Просто в следующий раз не лезь в воду, если не умеешь плавать...

Спасенный чуть ожил, торопливо одевался, кланялся, в глазах страх почти испарился, только голос стал еще виноватее:

– Да я хотел лишь чуть освежить лицо... Но там скользкая глина, я поскользнулся. Кто ж думал, что сразу от берега так глубоко?

Сигизмунд смотрел на него с удивлением, смешанным с отвращением. Спасенный был мал ростом, тщедушен и настолько узкоплеч, что казался уродом. В этом мире, где от тяжелой работы никто не избавлен, даже у самых высокопородных баронов ладони как копыта от твердой корки мозолей, у каждого мужчины плечи выдаются в стороны. Даже у стариков с отвисшими животами они пошире задницы, а этот весь как цилиндр, мне даже захотелось спросить, где будем талию делать, нос острый, глаза сдвинуты к переносице, из-за чего узкое лицо выглядит совсем как доска, повернутая ребром.

Я кивнул Сигизмунду.

– Пойдем. Он тут дальше сам справится.

Когда мы были уже за десяток шагов, сзади послышался заискивающий голос:

– Добрые люди! Можно я пройду немного с вами?

Он догонял нас, запыхавшийся, костлявый, похожий на христианского умерщвлителя плоти, но я не заметил ни крестика на шее, ни вериг или цепей. Сигизмунд поморщился, я тоже сказал без охоты:

– Ты вроде бы намок, но вымыться не успел. Несет от тебя...

– Это болотные гады! – воскликнул он торопливо – Они накинулись на меня как не знаю на что... счастью, у меня на шее была истолченная кора жги-дерева пришлось высыпать... Так жалко...

– Зато цел, – утешил я. – А эту кору надерешь еще. Ладно, иди с нами, пока нам по пути. За это покажешь нам это самое жги-дерево. Такая кора и нам не помешает. Я видел, как они кверху пузами!

Он кивнул, заискивающе улыбнулся.

– Да-да, конечно! Как только встретим, так сразу...

Сигизмунд нахмурился, а я сказал подозрительно:

– Что-то слишком быстро соглашаешься. Явно это дерево в этих краях не растет. Верно?

Он уже семенил рядом, пугливо поглядывал на меня снизу вверх, в глазах снова появился страх.

– Вы все так быстро понимаете... сэр. Даже странно. Ведь вы из благородных, верно? Вот видите... У меня глаз наметанный. Увы, эти деревья, как вы правильно изволили подметить, растут очень далеко на юге, увы.