окно, на столе — сбитая чашка, куча пепла, окурки и вокруг, ещё и там на полу. Пятна крови на покрывале. Ошмёток кожи, рядом — серёжка с корабликом.

— Ну зачем ты кидаешься…

Беглянка вжалась в постель. Глядела даже не в панике — затравленно и беспомощно на подругу, которая вот как раз тяжело поднялась, придерживаясь дрожащей ладонью за край стола.

Шатающаяся, с изодранной в клочья и висящей на ней теперь бесполезными лохмотьями клетчатой рубашке, вся в царапинах и порезах, без мочки у левого уха и с распухшей нижней губой, Лиза ей улыбалась.

Взгляд стоявшей — нет, не безумный. Да, немного заплывший, чуть-чуть размытый-рассеянный. Но она не только глазами, она вся как будто светилась. И тускло — и так светло, ясно и счастливо. Шаталась и вздрагивала, покачивалась. Её челюсть дрожала, как если б она хотела — но не решалась что-то сказать.

— Ты извини, — Лиза чуть-чуть отошла, — если у тебя рука болеть будет. Я, — уронив голову — и тут же обратно вскинула, — я сейчас, — подняла другую ладонь, — я уберу всё, — добавила, едва удерживаясь на ногах. — Такой беспорядок тут, — запиналась, тщетно успокаивая Кристину, — ты сиди, тут стекло, стекло битое…

Синяки на бёдрах и голенях, плечах, у запястья. На большом пальце и на мизинце правой стопы не хватало ногтей. То же самое — и указательный палец левой ладони. Только кожа одна, кровь запёкшаяся.

— Да куда ты… — Лиза только и выдохнула.

Кристина метнулась к подруге. Плевать, что под ногой у неё треснул осколок — там всё равно покрывало, не страшно. Шатающаяся и приникшая к ней в объятья, буквально у неё на руках обмякшая Лиза — вот, вот что страшно.

Напуганная медленно опустила подругу на пол, рядом со шкафом. Да, пепел, окурки — пофигу. Аккуратно помогла ей осесть, как могла крепко прижала её-трясущуюся к своей груди. Гладила её, целовала её затылок, тёрлась щекой о волосы. Как могла, как могла Кристина успокаивала её. Ни слова не говорила, только часто и громко дышала — а Лиза всё вздрагивала, сводила плечи. Свернулась, теперь и сама приникла теснее к ней.

— Я… — та выдавила тихонько, совсем слабым голосом, силясь поднять взгляд к напуганной, — я до утра тебя за руку держала. Не отпускала совсем. Пока не ушли, не пускала. Нельзя было отпускать. Ты прости, если болеть будет. Я крепко держала, чтоб не разняли. Болеть… Болеть будет.

… А дальше не говорила. Ну, как: что-то путанное, сквозь всхлипы. Сбивчиво и болезненно плакала. Ещё что-то про «не отпускать», «не ходи далеко» — да Кристина и так бы никуда не ушла. И не потому, что в зале видела совсем уж дикий погром: дверь в гостиную просто высажена и чуть ни в труху, окно на балкон — там, ну, рама вот и осталась, а потому что, вот — подруга её, её девушка в её объятьях тряслась, дрожала. Пыталась чуть-чуть отстраниться, но женщина её не пускала, только обнимала ещё сильней.

Спустя какое-то время Лиза сама успокоилась. Аккуратно ткнулась носом ей в щёку.

— Дашь аскорбинку? — попросилась, поджав распухшие губы.

Кристина безмолвно выполнила её просьбу: блюдце лежало вот рядом, задвинутое под шкаф.

Девушка осматривала беленькую таблетку, вертела её в всё ещё трясущихся пальцах.

— Скажи мне, что это бодрящий и исцеляющий кофеин. Что после него я почувствую себя хорошо, что тело перестанет болеть, а мысли придут в порядок… — попросилась она потеряно, почти жалобно.

— Всё так, — улыбнулась обнимающая её женщина. — От этой таблетки тебе станет хорошо-хорошо.

— Спаси-и-ибо, — протянула Лиза, прижала ладони к сердцу — и положила «колёсико» на язык. Стакан воды — он вот тут, сразу же под рукой стоял — и она запила, сглотнула, понурила голову — тут же дёрнулась, отряхнулась, сразу вскочила на ноги. Смотрела на всё ещё сидевшую перед ней удивлённую и смятённую.

— Ты тоже возьми, — выдохнув, отерев губы, она попросила свою хорошую. — Оно тебя быстро поднимет.

… И Кристина не спорила с ней.

***

Уже на кухне — единственная нетронутая и никак не пострадавшая комната — подруги сидели на полу на мягких подушках, курили и приходили в себя.

Тоже зажжённый свет, рассеянный, жёлтый, сливающийся с освещением от окна.

Заспанная растерянная женщина всё ещё ошарашена, всё ещё не отрывала взгляда от своей подруги, которая, так-то, сейчас вполне улыбалась, и, даже, можно сказать, наслаждалась жизнью: дымила расслаблено, чуть-чуть покачивалась, будто в такт музыке, играющей в её голове. По крайней мере казалась довольной. И на неё, Кристину, кто сидела напротив, всё глядела с теплом, не отрывала восторженный взгляд.

— Нога не сильно болит? — женщина кивнула на стопу подруги, наконец обретая дар речи. — Может, заклеить чем?..

— Ой, — Лиза дым выпустила, отмахнулась, — сейчас уже ничего не болит. Хорошо всё со мной.

Та окинула свою девушку скептическим взглядом. Ну, губы уже не такие страшные. Да и порезы не кровили, просто — ну, внушали своим обилием. Синяки всё ещё, и ухо.

— Не беспокойся, — израненная прикрыла веки. — Это пройдёт.

— Я же теперь уснуть не смогу, — пожаловалась в ответ растерянная.

Та пожала плечами, ссыпала пепел в блюдце.

— Это случилось именно потому что я не уснула. А ты как раз крепко спала, и очень хорошо, что спала.

Кристина ответила нервическим смехом.

— Хочешь сказать: «это очень хорошо, что я тебе не мешала».

Лиза закрыла глаза, затряслась, посмеиваясь ей в тон.

— Можно и так, — ответила уже поспокойней, опять с улыбкой и склонив голову набок.

… И, нет, женщина совсем не желала знать, что именно здесь творилось. Общие виды последствий — ну, они сами собой достаточно впечатляли.

— И часто здесь… — замялась она. — Подобное происходит?

— Только ночью, если не спишь. Я, на самом деле, уже плохо помню, что именно тут творилось. Ну, осколочно очень. Смутно. Я вроде писала об этом. В спальне, на машинке печатной. Если ты не в безопасном месте, что-то такое случается.

— Вот как, — Кристина прыснула, пепел стряхнула. Опять затянулась: ментол приятно дёр горло, охлаждал, пробуждал. — И много ты безопасных мест знаешь?

— Знаю про свой маяк. Знаю, что на Посёле — это почти там же, только за