– Валера продумал и придумал, – Альда ловит на себе взволнованный взгляд Макса. Он ещё до конца не понимает, что происходит. – Это нужно видеть, чтобы понять до конца идею моего гениального брата.

Чуть слышно фыркает Лиза. Валера иронично поднимает бровь. Альде хочется пояснить, добавить очень важное, чтобы Гордеевы понимали: ей есть чем похвастаться.

– По прихоти родителей ему предстояло стать либо военным, либо художником, – смотрит она Максу в глаза. – Валера выбрал свой путь, но душа художника в нём жива. И если бы не принудилово – как знать? Возможно, он стал бы великим. Однажды.

– Эс, перестань. Я стал тем, кем хотел, – Валера морщится недовольно, но Альда знает: птица с перебитым крылом остаётся птицей, даже если ей уже никогда не взлететь. Но она обязательно находит своё небо – окно, куда летит душа, если не может тело.

– Чума! – восклицает Лиза, что каким-то чудом оказалась за спиной Валеры и заглянула в ноутбук. – Это ты? Это твоё?

– Моё, – у Валеры улыбка до ушей, и две головы – светлая и тёмная – склоняются над монитором.

– Лиза учится на дизайнера. Правда, одежды, но рисует она тоже неплохо, – поясняет Макс Альде, и они многозначительно переглядываются.

– Я всё слышу! – бурчит Лиза, но оторвать её от Валериной графики сейчас и подъёмный кран не сможет.

Они на одной волне. Эти двое, не поделившие что-то там, вне стен этого дома. Быстрые вопросы, терпеливые ответы.

Альда присаживается рядом с Максом.

– Вот и славно, – бормочет он, указывая глазами на парочку, что сразу же нашла общий язык. – Но хотелось бы тоже что-нибудь понять.

– Сейчас увидишь, – жмурится Альда. – У Валеры есть нечто подобное. Не наш танец, но интересная инсталляция, на которой он испробовал свою идею. Мы снимали танец в студии. Но видео не может передать всю полноту ощущений, когда ты это видишь вживую.

Альда смотрела этот танец много раз, но всё равно волнуется. Для Макса и Лизы всё произойдёт впервые.

Кромешная темень. Музыка льётся, как капли воды. Постепенно появляется круг света, в котором – фигура девушки. Половина – белая, половина – чёрная.

– Это игра света, – тихо комментирует Альда, – на самом деле, костюм белоснежный.

Девушка оживает. Движения у неё плавные.

– Альда, – выдыхает Макс, не отрывая глаз от экрана.

– Да. Небольшой этюд о светлой и тёмной стороне личности.

Лиза вскрикивает: рука танцовщицы, та, что тёмная, крошится и пеплом опадает на пол. А затем вся фигура рассыпается прахом. Ветер шевелит кучку пепла, пока не высекает искру, не раздувает угли. И вот уже яркий костёр вспыхивает до потолка. А из него выходит девушка. На ней – рваная на полоски юбка, что шевелится, имитируя языки огня.

Альда на экране танцует. Тело её живёт и сплетается с музыкой. Быстрее. Ещё быстрее, пока не вспыхивает ярко-белый свет, сменяющийся тьмой, в которой белыми снежинками разлетается тонкий девичий стан.

Музыка затихает под завывание вьюги, а из «земли» проклёвывается росток белого подснежника. Движется, развивается, выпускает белоснежный бутон, из которого снова рождается она – хрупкая танцовщица в белоснежных одеждах.

В комнате тихо. Слышно лишь дыхание четырёх человек, что, замерев, смотрят на потухший экран.

– Отвал башки, – подаёт голос Лиза. – Это бомба. Если вы такое покажете на сцене, зал кипятком будет э-э-э… ну, вы поняли.

– Мы покажем намного лучше и эпатажнее, – уверяет её Альда, поглядывая на Макса. Тот ошарашен. Молчит. Он ещё не здесь. Переваривает, наверное, увиденное.

– Это компьютерная графика, игра света и теней. Ну, и экран-ширма, что позволяет показывать три-дэ чудеса, а танцовщику умело и выгодно то появляться, то исчезать со сцены.

Альда пытается объяснить механизм танца, но слов у неё не хватает.

– Я хочу это видеть своими глазами! – заявляет Лиза. – Вы не отвертитесь от меня, Макс! Я буду следовать за вами тенью, торчать на репетициях, чтобы понять, как это действует.

– Если знаешь закулисную жизнь изнутри, потом не сможешь смотреть на всё это столь восторженно, – возражает ей Валера.

Лиза снова спорит, пытается что-то доказать, а брат поглядывает на неё снисходительно, как кот на расшалившихся котят, и, кажется, Лизу это злит.

– Мы пойдём? – спрашивает он у Альды и поднимается с места. Чуткий. Понимает, что им с Максом нужно побыть наедине. Поговорить. Обсудить увиденное.

– Мы? – артачится Лиза, когда Валера уверенно берёт её за руку и тянет к выходу. – Вот ещё! Мы с Максом и не пообщались!

– Потом пообщаетесь. Пойдём, – он непреклонен и строг. Когда надо, умеет включать стального человека. – Если хочешь, я покажу тебе ещё кое-что, – подкупает он Лизу на ходу, и девушка сдаётся. Ей интересно.

Они возятся в коридоре, обуваясь. Снова препираются. Слышен Валерин тихий смех. Наконец за ними закрывается дверь.

– Макс, – зовёт Альда Гордеева. Он, очнувшись, поднимает голову и смотрит пристально ей в лицо.

– Это слишком мощно, – голос его звучит тихо, но в опустевшей комнате чётко отражается каждый звук от стен. – Он действительно молоток, твой брат. Такое не придумать просто так. А если придумать, то не воплотить без чутья и умения видеть и чувствовать.

– Не сомневайся, – ловит его настроение Альда, – у нас всё получится. Это только на первый взгляд кажется сложным или невозможным. Из-за эффекта и воздействия. Ты видел результат, а когда это всё отрабатывается, ставится, всё намного проще и прозаичнее.

Альда смотрит Максу в глаза.

– Я хочу, чтобы наш танец поражал и запоминался. Там, где мы не сможем дотянуться физически, воздействуем эмоционально. В этом суть. На это – упор. И это потребует сил ничуть не меньше, если бы мы в полной мере смогли выложиться. Мне важно, чтобы ты понял: это не обман. Не желание замаскировать нашу слабость. Это… пусть и не новое слово в танце, но необычное, притягательное. Искусство в искусстве.

– Это потрясающе, – качает головой Макс. – Кажется, ты думала, что я испугаюсь или сочту это недотанцем? – губы его кривятся, уголки становятся чётче, появляются ямочки. К ним хочется притронуться пальцами, но Альда сдерживает себя, хочет его дослушать. – Это здорово, Альда. Это бьёт и убивает наповал. Не бойся. Лишь бы я дотянулся до той планки, которую вы с братом поставили.

– Дотянешься, – улыбается Альда и наконец-то целует его в уголок губ. – Такие как ты, Гордеев, не только дотягиваются, но и перемахивают через все барьеры. С запасом. С лихвой. По-другому и быть не может.

Макс

Она верила в него безоговорочно. Так, что становилось страшно: вдруг у него не получится? Вдруг не оправдает её ожиданий? Но как же важна для него Альдина вера! За такое можно последнюю рубаху с плеч снять. А ещё хочется дать что-нибудь взамен. Много. Самое лучшее. Самое прекрасное. Иначе не получится ничего.