Дуглас прижался к ней губами и поцеловал ее долгим пылким поцелуем, вложив в него всю свою любовь.

Потом поднял Элизабет на руки и отнес на кровать, осыпая поцелуями ее лицо, шею, губы. Она закрыла глаза, позволяя ласкать себя, отдаваясь этому человеку, своему мужу.

Он наклонился над ней, темноволосый и крепкий горец. В комнате было так тихо, что Элизабет могла бы поклясться: она слышит, как бьется его сердце. Время остановилось. Оба молчали. Они просто смотрели друг на друга, запоминая эти мгновения.

Она ощутила на щеке его жаркое дыхание, и его губы сомкнулись на ее губах. Она запрокинула голову, наслаждаясь его поцелуями. Ей хотелось, чтобы это никогда не кончалось.

— Все время в мире принадлежит нам, дорогая. До конца нашей жизни.

Он протянул руку и освободил Элизабет от всех ее одежд. Теперь она лежала перед ним нагая.

— Ты красивее, чем это возможно, дорогая.

Он шептал ей по-гэльски слова любви, ласкал ее нежную кожу и целовал, целовал…

Откуда он знает, что нужно делать, как прикасаться к ней так, чтобы она чувствовала, что ее тело жаждет большего? Она напряглась, безмолвно умоляя его даровать ей необыкновенное наслаждение.

И когда он сделал это, она громко вскрикнула, а ее тело судорожно изгибалось, стараясь удержать в себе его крепкую, но такую нежную плоть, подарившую ей блаженство.

Он оторвался от губ Элизабет, и она медленно открыла глаза. Он возвышался над ней, опираясь на руки.

— Посмотри на меня, дорогая. Скажи мне, что ты будешь моей женой навсегда.

Элизабет посмотрела ему в глаза и прошептала слова, которые должны были связать их крепко-накрепко:

— Я буду твоей женой, Дуглас. Навсегда!

— Милая, милая моя Элизабет, — прошептал он, снова устремляясь вперед. Она полностью подчинилась ему, и их тела двигались в такт, пока не достигли высшей точки наслаждения. Дуглас застонал. Ему хотелось, чтобы сладостное слияние с Элизабет никогда не кончалось. Когда же Дуглас наконец пришел в себя, привлек к себе Элизабет и нежно поцеловал ее. Теперь она была его женой в самом главном смысле этого слова.

Небо над коттеджем потускнело, а потом потемнело с наступлением ночи, а Элизабет с Дугласом безнадежно запутались в простынях. Она лежала обессиленная, прислушиваясь к ровному, тихому биению его сердца. Внезапно она поняла, что должна что-то ему сказать.

— Дуглас, — прошептала она.

— Да?

— Я люблю тебя.

Он еще крепче сжал ее в объятиях.

— Я знаю, дорогая.

Он прижался губами к ее волосам и нежно поцеловал в лоб. Элизабет погрузилась в сон, ощущая тепло и безопасность в объятиях своего мужа. Больше она не боялась темноты.

Дуглас вернулся в Дьюнакен вместе с Элизабет, чтобы повидаться с Йеном Дабом и сообщить ему новости. Хотя глава клана и был недоволен тем, что Дуглас нарушил свою помолвку с Мойрой Маклин, он не мог отрицать, что его племянник счастлив с этой сакской девушкой.

Однако будет нелегким делом сообщить обо всем Малкольму Маклину.

Дуглас, Йен Даб, Родерик и молодой Йен вместе решили, что лучше подождать с этим до тех пор, пока они благополучно не вывезут принца с острова Скай. Если Маклин потребует возмещения за то, что он, без сомнения, сочтет оскорблением своему клану, это только усложнит их задачу. Что бы Маклин ни предпринял, они будут держаться заодно… и сражаться вместе.

Они подумали, что ни к чему посвящать Элизабет в подробности их плана. Они решили, что она будет только развлекать гостей и занимать их, разыгрывая роль, играть которую ее учили с детства. Роль благородной леди и хозяйки замка. Кроме этого, ей и знать ничего не надо.

Спустя два дня Дуглас и Элизабет стояли рядом на крепостном валу замка Дьюнакена и смотрели, как одномачтовое судно «Горделивый» подходит по тихим водам пролива, разрезая туман, словно огромный призрак, а солнце медленно опускается за горизонт.

Дуглас повернулся к жене:

— Вы уверены, что хотите этого? Вы можете отказаться даже сейчас, если сочтете нужным. Мое мнение о вас не изменится.

Элизабет покачала головой:

— Я делаю это только потому, Дуглас, что считаю это правильным.

Дуглас поцеловал и крепко обнял Элизабет, а потом они пошли во двор замка, чтобы встретить гостей.

Элизабет смотрела на группу мужчин, приближающихся по дороге, идущей от моря. В ярко-красных мундирах, украшенных галунами и пуговицами, в начищенных черных сапогах, они ступали по цветущему вереску. На них были черные треуголки с большой кокардой королевской армии, сверкающие мечи бряцали о шпоры. Их появление в долине ничего хорошего не сулило, так что жители Дьюнакена попрятались по домам, мучимые дурными предчувствиями.

Англичане остановились перед Элизабет и Дугласом, и сердце у девушки быстро забилось. Наверное, волнение отразилось у нее на лице. Она почувствовала, как Дуглас взял ее за руку и успокаивающе ее погладил. С любезной улыбкой она невозмутимо стояла рядом с мужем.

— Маккиннон, — сказал генерал, пожимая протянутую руку Дугласа. — Давненько мы с вами не виделись.

Джон Кэмпбелл из Мэймура был истинным джентльменом, нарядным и элегантным. Его пудреный парик был причесан волосок к волоску, безупречный генеральский мундир сверкал знаками отличия и богатым шитьем.

— Вы правы, сэр, — ответил Дуглас. — Очень давно. Как поживает Джон?

Кэмпбелл усмехнулся:

— У моего сына все прекрасно. Много воды утекло с тех пор, как вы с ним учились в университете, не так ли? Сейчас он в свите герцога Камберлендского и надеется вскоре перебраться в Лондон.

Дуглас кивнул:

— Прошу вас передать ему мои наилучшие пожелания.

Кэмпбелл повернулся к человеку, стоявшему рядом с ним:

— Дуглас, разрешите представить вам капитана Джона Фергюссона с корабля флота Его Величества «Горделивый».

Элизабет смотрела, как Дуглас здоровается с человеком, люди которого подвергли жестокому разрушению западное побережье Шотландии.

Капитан бросил на Дугласа совершенно безразличный взгляд. У него были глаза честолюбца. Капитан Фергюссон публично поклялся, что захватит беглого принца Чарлза, и шел к своей цели, не заботясь о собственной репутации. Рассказывали о непомерной жестокости, проявленной им на островах, его действия потрясали своим вероломством. Под предводительством капитана Фергюссона его подчиненные убивали, грабили и насиловали, оправдывая свои поступки условиями военного времени.

Вежливость требовала, чтобы капитан протянул руку Дугласу, и он сделал это вопреки собственному желанию:

— Маккиннон.

Дуглас едва кивнул капитану, выказав все свое презрение, и тут же отвернулся. Элизабет заметила, что глаза Фергюссона сверкнули яростью.